Известно: ломать – не строить, а запрещать старое – не создавать что-то новое. Прежде, чем ломать что-то, не надо ли все хорошенько продумать, а уж потом, когда идея созреет, хвататься за ломы и топоры и крушить все подряд. Как это было в большинстве городов? Храмы и памятники возводили в каждой деревне и ауле. Потом взрывали. Теперь восстанавливаем – и опять радуемся! Мы ведь не греки или древние римляне какие-нибудь и даже не скифы, чтобы, как они, тысячелетиями хранить образы предков!
Также поступали с «Приютами для опьяневших», впервые появившимися в Российской империи более века назад в крупных российских городах, в таких, как Саратов, Киев, Ярославль и Тула. Именно эти города сейчас претендуют на пальму первенства в изобретении учреждений, спасающих выпивох от гибели на морозе. Тогда, на рубеже 19 и 20 веков, в вечно пустых бюджетах городов даже находили деньги для оборудования «приютов». Так достали эти алкаши порядочных людей, что многие даже не очень зажиточные граждане жертвовали изрядные суммы не только на строительство и содержание храмов, но и на «приюты для опьяневших».
Что греха таить, иногда бывало, что и посетителями последних бывали известные в городах люди, например, прокуроры, жандармы, педагоги и — о! святые люди! – депутаты. Об этом не всегда, но все-таки сообщала местная пресса и хихикали сатирические журналы, сохранившие для истории имена пациентов сих богоугодных заведений. Например, из старых тульских газет известно, что руководитель «приюта для опьяневших» фельдшер М. нагло пользовался служебным положением. Он приходил на службу всегда в изрядном подпитии и бесплатно спал на казенном имуществе, пока не придет в норму. Правда, проснувшись и испив казенного же рассола, труженик медучреждения честно исполнял служебные обязанности – спасал опьяневших земляков. В инструкции к первому в мире вытрезвителю перечислялись многие услуги, которые могли получать в нем опьяневшие граждане совершенно бесплатно. Но, как водится, законы святы, да исполнители лихие супостаты. На деле не только фельдшер пользовался бесплатно казенным рассолом, но часто забота об опьяневших гражданах ограничивалась тем, что по городу ездил на телеге возчик, подбирал прикорнувших в сугробе выпивох и свозил их в избушку, тоже, кстати, пожертвованную на благо города одной купчихой. Считалось, что за такие благие дела жертвователь получает отпущение грехов. А с нами, бывшими коммунистами — атеистами, на том свете угольками сочтутся, да и это проверить трудно – «оттуда» никто и никогда не возвращается. А у нас чуть что – сразу крик: «Коррупция! Коррупция!»
В Туле, например, современные коллеги журналистов начала 20 века едва ли не ежегодно отмечают очередной юбилей первого в Российской империи «приюта для опьяневших», а Саратов, Киев, Ярославль и Тула борются за высокое звание «колыбели российских вытрезвителей». Туляки доказывают, что именно они внесли самый большой вклад в вечную борьбу за трезвость. Гордятся, что именно в их городе умер под забором спившийся народный умелец Левша, подковавший аглицкую механическую блоху (разве может прийти такое занятие в трезвую голову?).
К началу 20 века в рядах угнетенного народа, кроме Левши, в городах и весях развелось опьяневших столько, что пришлось оружейникам придумать, как они говорят «трезвяки для пролетариата». Также неуважительно называют сии богоугодные заведения в Петропавловске.
Самара же считает, что приоритет в изобретении «приютов для опьяневших» принадлежит ей. В доказательство своего первенства в этом городе приводят роман «Мать», на мой взгляд, самую скучную книгу великого пролетарского писателя Максима Горького. Но именно в ней так красочно описаны мучения самарского пролетариата после воскресных и праздничных попоек! М. Горький талантливо изобразил Павла Власова, который «пошел другим, чем его отец путем»: бросил пить, занялся революционной деятельностью и вовлек в неё родную мать. Путь оказался опасным — оба главных героя – мать и сын — оказались в тюрьме. Вот такие трагические последствия случаются из-за трезвого образа жизни.
Как только вводятся ограничения на продажу чего бы то ни было, сразу начинается паническая торговля. К примеру, в Великобритании в эти дни леди и джентльмены раскупили всю туалетную бумагу. Теперь, видимо, по указу королевы, им продают только по два рулончика в руки. Это называется паническая торговля. Надо не забывать, что обычно за нею наступает эпоха всеобщей фальсификации: умельцы подкрашивают чем-то коричневым самогонку и продают под видом коньяка, а ядовитую синюю стекломойку разбавляют самогонкой. От всякого такого зелья стройными рядами отправляются на кладбища сразу сотни доверчивых потребителей. Эти и другие открытия — достижения не только нашего времени. Чего только не придумывают любители выпить!
Пролетарский поэт В. Маяковский к 10-летию Октябрьской революции написал поэму «Хорошо!». Помните: «И жизнь хороша, и жить хорошо! А в нашей буче, боевой, кипучей и того лучше!» Тут почти все сразу понятно. Буча – это явно революция, но что имел в виду поэт, написав дальше: «челядь чайники бесшумно подавала»?
А вот что. Во время Первой мировой войны, в начале 20 века, в стране был введен «сухой закон» — серьёзные ограничения на продажу алкоголя. Поэтому крепкие напитки в определенных заведениях «челядь», т.е. официанты, подавали в чайниках под видом любимого в Казахстане напитка — чая. И все делали вид, что пьют безобидные безалкогольные напитки.
А кто-нибудь знает, как правильно называть водку, коньяк и другие крепкие изделия? Оказывается, теперь аристократичнее говорить «алкоголь». Якобы слово «спиртное» выдает в нас тайного пьяницу.
Ограничения в продаже алкоголя вполне оправдывали себя. Штрафы и конфискации контрафакта не только пополняли бюджет. «Сухой закон» во время Первой Мировой войны сокращал количество пациентов аж на 70%. Как следствие — крах «приютов». Кого спасать, если мужики в окопах? Нерентабельно!
Возможно, общими усилиями зеленый змий был бы изничтожен еще в начале ХХ века. Однако мешали победить его войны и… революции. Первая русская революция… Первая мировая война… Опять революции- сразу две одна за другой … Гражданская война… Банды… Расстрелы… Грабежи… Эпидемии … Кто мог в тех условиях думать о спасении опьяневших?! Вечные для нашей страны вопросы – что делать? как жить?
Наши доморощенные историки обычно во всех смертных грехах прошлого обвиняют большевиков. Вот пишут: «Большевики, придя к власти, сразу закрыли вытрезвители». А разве к тому времени от них осталось хоть что-нибудь?
Вспомним события октября 1917 года в нашем Петропавловске. Долго считалось, что «бучу», т.е., по — Маяковскому, революцию, в городе устроили тоже большевики. Хотя после Февральской революции 1917 года и отречения Николая большевиков в городе было раз-два — и обчелся. Примерно, столько же и представителей новорожденной казахской партии «Уш жуз». Делами в городе и в области заправляли вовсе не они, а главные лидеры революционной борьбы -эсеры, а также меньшевики и представители разных мелких партий, создавшие так называемый коалиционный комитет (позже Совдеп). Занимался он в основном говорильней и словесными драками в борьбе за власть.
Обстановка в России летом 1917 г. (и в том числе в ее довольно большой части — в Казахстане) была похожа на ту, что пережили мы 90- е, вошедшие в историю как лихие. Все были недовольны существующим положением в стране, все бунтовали, митинговали, но никто толком не знал, куда звать народ. Как Временное правительство было не в силах остановить нарастание решающих революционных событий в столице, так и в Петропавловске местные власти были в растерянности.
Довольно точно и бесстрастно описал положение в городе в конце 1917 года сосланный в Казахстан профессор А.И. Семенов в своей работе «Петропавловск за 200 лет»: «Страна находилась в состоянии полной хозяйственной разрухи, что ещё больше ухудшило положение трудящихся масс. В Петропавловске наступил жилищный и дровяной кризис. Цены на квартиры были непомерно взвинчены домовладельцами. Городские власти, не способные наладить продовольственное дело, прекратили снабжение города продуктами. Оно (т.е. снабжение) оказалось в руках купцов и спекулянтов.
Когда установили твердые цены на муку и хлеб (о чем мечтают и нынешние потребители. –Авт.), в Петропавловск хлынули мешочники, скупавшие хлеб выше установленных Керенским твердых цен. Омская газета «Дело Сибири» в номере от 19 октября (2 ноября) 1917 года писала по этому поводу: «Петропавловская продовольственная управа, лишенная поддержки бессильной администрации и не имеющая возможности при создавшихся условиях продолжать дело заготовок, сложила с себя всякую ответственность и в полном составе подала в отставку». Конечно, обыватели были недовольны таким положением вещей — в городе чувствовалось общее раздражение. Тревога так и витала в воздухе. На улицах скапливались толпы раздражённых людей. Под предлогом отсутствия товаров торговцы стали закрывать свои магазины и прятать товары, чтобы позже продавать их еще дороже. Около знаменитого универмага братьев Ганшиных на Пушкинской с ночи собралась толпа, в основном, женщин, ожидающих открытия магазина. Начался стихийный митинг. Но что кроется за этими словами? Крики, скандалы, люди накручивают сами себя, ищут виноватых, обвиняют во всех грехах правительство, партии. Все как у людей в любой стране мира, что и в наши дни мы можем наблюдать при помощи современной электроники. Толковище продолжалось уже более часа. Участники были уже изрядно взвинчены, когда туда, наконец, прибыли представитель Совдепа и судебный пристав Ишмухаметов.
О том, что произошло дальше, депутат Зубенко на специальном заседании Совдепа 11 октября рассказал депутатам: «Толпу удалось было успокоить, но тут судебный пристав Ишмухаметов необдуманно заявил, что «если дорого, то не покупайте». Его слова подействовали возбуждающе. За ним погнались и избили его. Затем бросились разыскивать председателя городской продовольственной управы, разыскали и тоже избили. Митингующие потребовали провести учет продовольственных товаров в магазине Ганшина. Магазин открыли, и тут оказалось, что в подвалах хранится большой запас коньяка, шампанского и других вин. Это и решило судьбу магазина».
Омская газета «Сибирская речь» за 10 октября 1917 г. в статье «Черный бунт», посвященной тем же событиям, писала: «…толпа нашла в кладовых вино, и началась пьяная оргия. Для наглядной иллюстрации, как пили, достаточно отметить, что в тот же день скончалось 60 человек, а выпито было 3000 ведер.
Затем начался погромный кошмар. Натешившись вдоволь в магазине Ганшина, бросились на улицу продолжать начатое в магазине производителя пива Козелл – Поклевского. Пир продолжался.
Вечером магазин Ганшина был подожжен. Огромное трехэтажное лучшее здание города охватило огнем. Пожар бушевал до поздней ночи и только благодаря тихой погоде не принял ужаснейших размеров. Всю ночь над городом плавало огромное зарево и жутко завывала сирена.
4 октября толпа продолжила громить большие магазины и даже маленькие лавчонки. Есть убитые и сгоревшие. Сегодня из Омска в 2 часа ночи посланы отряд в 370 человек и рабочую дружину в 125 человек. Город объявлен на военном положении».
А.И. Семенов писал в духе своего времени, что порядок в Петропавловске навели рабочие отряды, «сначала вооружившиеся», а отряды присланные из Омска, называл карательными.
В течение нескольких дней Петропавловск напоминал оккупированный неприятелем город с повальными обысками, арестами, дознаниями и т.д.
Во время погромов в городе совершенно случайно, по своим школьным делам, оказалась молоденькая учительница из Пресновки, сестра будущего писателя И.П.Шухова. Много лет спустя, уже в середине 50-х гг., Прасковья Петровна, тогда хранительница музея – квартиры своего брата, рассказывала нам, студентам истфака, что тогда происходило в городе. (Ее пригласил на встречу с нами М.И.Бенюх, преподаватель краеведения). Оба педагога рассказали нам о том ужасе, который происходил в конце 1917 года в Петропавловске. О мужчинах, с перепою потерявших человеческий облик и хлебавших смесь напитков в подвалах прямо с пола. Как кто-то из них тащил мешки с крупой, а кто-то — муку, которая послужила поводом к этому безобразию. Женщины хватали все, что под руку попадется.
Больше всего П.П. Шухова, невольная свидетельница погромов, запомнила, как разъяренные женщины били своими сумками Прасковью Калюжную, депутата Совдепа от партии большевиков, комиссара по социальному обеспечению в уездном совпартхозе. В городе к депутату П.С. Калюжной относились уважительно. Но «уважение» через полгода не спасло ее и 18-летнюю Настю Прокофичеву, депутата от молодежи, от расстрела в Пятом логу. Кто стрелял? Эсеры, рвущиеся к власти, руками обычных солдат из учебного взвода….
Вскоре после «пьяного бунта» в крае началась непрерывная цепь политических потрясений. Как сказал один из нынешних скандальных политиков, власть в стране тогда валялась в грязи на земле, и большевики воспользовались моментом и подняли ее. Но это так – афоризм для красного словечка. Не так просто было «поднять» власть. Все только начиналось, и не в одном Петропавловске прошли погромы, кончавшиеся гибелью людей.
Причем, скажете, здесь «приюты для опьяневших»? Да не было в то время никаких приютов! Не до них было революционерам, строящим светлое будущее! «Трезвяки» вновь появились в СССР только в конце 30- нач. 40-х гг. ХХ века. Их постоянно реформировали — передавали то в Минздрав, то возвращали в МВД, где ими руководил сам Лаврентий Павлович. То их делали бесплатными, то назначали за ночь «в тихом приюте» огромные суммы. И вот до чего дореформировались.
«Статистика ООН гласит: Казахстан вошел в десятку самых пьющих стран мира, оставив позади 185 государств, и является самой пьющей страной в Центральной Азии. Каждый гражданин Казахстана выпивает не менее 11 литров чистого этилового спирта в год.
В последнее время в Казахстане идет омоложение пьющих людей. В этом рейтинге мы обогнали даже заядлых любителей пива — жителей Германии, и вина — Италии и Испании. На наркологическом учете состоят около 130 тысяч человек».
С этими данными ООН не согласились наши отечественные специалисты. Они заявили: «Эта информация не соответствует действительности. Более того, она пагубно влияет на имидж Казахстана на мировой авансцене». Словом, клевещут в ООН на нашу трезвую страну!
Жаль, в статистику ООН не попал Петропавловск, в котором ровно 83 года назад в такие же декабрьские деньки синим пламенем горели как лучшие магазины с винными отделами, так и мелкие лавчонки.
Вероятно, инициаторы той акции считали, что навсегда покончили с пьянством в Великой степи, народы которой научили пить водку… Кто именно, знает в нашей стране каждый пацан. Не в честь ли той уже далекой даты Госдума России приняла в конце последней недели 2020 года Закон, разрешающий открывать в своей стране … платные вытрезвители.
Теперь надо ждать, как среагируют на это начинание страны СНГ, словно мало нам экспериментов с платной медициной и сотни лет существования якобы «медицинских» вытрезвителей.
Тем, кто забыл или не знал историю «приютов для опьяневших» и «лучшего в городе магазина», рекомендуется сходить на улицу, по-прежнему носящую имя любимого всеми народами Казахстана поэта — Пушкинскую. Почти десять лет там стояли обгоревшие развалины когда-то знаменитого магазина. Город восстанавливался после разрухи 20-х годов. Тогда было не до руин, но иногда предпринимались попытки сровнять их с землей, а они не поддавались ни лому, ни кирке. Лишь в августе 1926 года к разборке стен и строительству почты, согласно договору, приступил Челябинский строительный трест. На стройку, объявленную ударной, он мобилизовал сразу 250 рабочих. Возводили новое здание на сохранившемся фундаменте магазина, умело придав новому зданию черты нового течения в архитектуре – конструктивизма. И сейчас служат почте дворовые и хозяйственные постройки. А где-то на задворках почты, со стороны улицы Советской, много лет находился герой сегодняшнего рассказа — «Медицинский вытрезвитель УВД» , чтоб ему пусто было!
