Вера Максимова из Петропавловска во время войны была ещё ребёнком. Ребёнком-изгоем из репрессированной немецкой семьи. Винтовки в руках не держала, а День Победы встретила на поле в окружении быков. И даже в послевоенное время много лишений пришлось перенести ей из-за своей национальности, сообщает корреспондент Петропавловск kz — ИА REX-Казахстан.

Семья Веры Максимовой, в девичестве Аллес, жила в Поволжье в немецкой колонии — селе Вальтер. Это поселение было основано ещё при Екатерине II. Вера была восьмым ребёнком в семье. Старшие братья и сестра учились в столице – в Энгельсе на педагогов. Старший брат Фридрих мечтал стать лётчиком, но не поступил в лётную школу из-за незнания русского.

— Я училась, в отличие от них в русской школе, — вспоминает Вера Максимова. — Постепенно мы вынуждено адаптировались к русской среде. Мама была Аллес Елена Иогановна, а её все звали Ивановной, папа – Александр Генрихович – был для всех Андреевичем, брата — Фридриха все называли Федей. Да и меня, хоть и назвали от рождения Эльвера, но ещё в первом классе мне сказали, что нет такого имени, и записали Верой.

За то, что немцы…

В августе 1941 года немцев Поволжья, в том числе и семью Аллес, по «национальным мотивам» выселили в Сибирь, в Омскую область. Людей везли в товарных вагонах больше месяца. Все взрослые ложились к стенкам, чтобы закрыть щели и защитить детей от жуткого сквозняка. Так Елена Аллес – мать Веры сильно простудилась, сначала у неё было крупозное воспаление легких, а потом и туберкулёз.

— Поначалу жили и работали в деревне Паново Крутинского района Омской области, — рассказывает Вера Александровна. — Нам повезло, что наши родители были грамотные, знали русский язык. Моего папу сразу забрали на работу, он был кузнец, потом — в трудармию. Мама шила, была портнихой-белошвейкой, ещё и педагогом, потому сама меня учила, я в школу то и не ходила, меня после собеседования переводили в следующий класс.

Спасались ремеслом

Сосланные в Сибирь немцы кормились, в основном, за счёт своего ремесла. Женщины шили и вязали, даже девятилетняя Вера. Она вспоминает, как одна женщина в войну принесла ей две заячьих шкурки, она их пряла вручную всю ночь и связала шапочку.

— Я вся в пуху была, пальцы стёрла, а мне за это принесли 150 грамм хлеба, — рассказывает Вера Александровна. – Некоторые дети попрошайничали в военное время, но меня не пускала мама. Мы работали, стирали, шили, мыли полы за чашку супа, там же и ночевали, из одной деревни в другую ходили. В 42-м году у нас ещё кое-какие вещи были, мы могли их обменять на продукты. Но ведь когда мы уезжали с Поволжья, много с собой не разрешали брать. Папа взял ящик с инструментами, потому что они дорогие были, мы меняли их на еду. Меняли вещи братьев старших, а ещё дудка была в красном футляре, красивая. Моя старшая сестра Амалия умерла перед войной от болезни, так вот её шерстяные платья тоже ушли на пропитание.

Лебеда-беда

Ещё дети добывали еду сами. Кормились травами – лебедой, крапивой, борщевиком, чесноком, щавелем, собирали грибы и ягоды, вспоминает Вера Максимова.

— У самих у нас с одеждой было худо, а обуви просто не было. По жниве босиком ходили, — сетует труженица тыла. — Приду домой, плачу, ноги все в «сыпках», болят. Мама вымоет, глицерином намажет, а назавтра идём опять в поле. Однажды мы с младшим братишкой — Эдиком собрали колоски, а нас объезчик поймал, а тогда ведь за это сажали. Тот разозлился, кричал и всё сжёг, а потом мы со слезами выбирали жаренные пшеничные зернышки из этой золы…

Конь в яблоках

В 1943 году мать Веры и Эдика слегла в больницу с туберкулёзом. Она плакала, умоляла, чтобы фельдшер попросил управляющего найти её дочери какую-нибудь работу, иначе детям одним не выжить. Управляющий посмотрел на худенькую немку и сказал: «Она сама ещё ребенок, что я ей могу дать?!» Потом подумал и, обращаясь к девочке, сказал: «Хочешь на быке покататься?» Та охотно согласилась. Взяла записку и отправилась на ферму к тёте Нюре.

— Помню, там был такой толстый бык с кольцом в носу и конь весь в яблоках, — рассказывает свои детские воспоминания Вера Максимова. — Вот научила меня тётя Нюра на быке держаться и работать. Я на нём силос топтала. Потом на этом же быке, запряженном в шорку, тянули волокуши – это когда две вершины деревьев были привязаны за веревки из конского волоса, они за быком тянулись, а на них клали сено, а я подвозила его к скирдам.

А ночами Вера ухаживала за мамой, у неё был открытый туберкулез. В 14 лет девочку посадили уже на механические грабли. Впряжённая лошадь, управляемая подростком, везла сено и собирала его в валки.

— День Победы я встретила на поле, — рассказывает Вера Александровна, — бабы боронили, а мы – дети, быков подгоняли, вот это я отлично помню.

Немецкий изгой

Уже после войны глава семейства Аллес писал, что ему плохо, и он умирает, у него, оказалось, тоже был туберкулёз.

— Мама наварит картошку в мундирах, нарежет её, высушит и отправляет ему, — говорит Вера Александровна.

— А однажды выменяла чекушку водки, отправила ему, а я тогда удивлялась, мол, зачем. Мама объясняла, что папа выпьет, родину и дом вспомнит и ему лучше станет.

Семья Веры перебралась в Свердловскую область, мама перед смертью успела позаботиться о дальнейшем образовании дочери, устроив её в ремесленное училище на лаборанта-аналитика.

— Благо, на фамилию внимания не обратили, видимо, подумали, что я литовка, — говорит Вера. — Потом всё это выяснилось, меня вызвали к директору школы Константину Морщинину, я ему до сих пор свечку ставлю за то, что спас меня тогда. Комендант требовал отчислить меня, так как я немка, но директор вступился и сказал, что я сирота и он не может так со мной поступить, отстоял меня.

Чёрная метка

Когда Вера Аллес после учёбы работала лаборантом в лудильном цехе, познакомилась со своим будущим мужем, русским парнем – Василием Максимовым. Он туда на заработки приехал с севера современного Казахстана. Увидел молоденькую немочку и влюбился, сказал своему шефу, что на этой девчонке и женится. Стал ухаживать за Верой, так до свадьбы и дошло. Здесь молодожёнов ждал неприятный сюрприз – регистратор не согласился присваивать невесте фамилию мужа.

— Шли с ЗАГСа, он молчал, а я плакала…. У меня в паспорте ведь была чёрная печать, так как я на учёте в спецкомендатуре стояла, как немка, и каждый месяц ходила отмечаться. Мне стыдно было, и я никому не говорила, такое время было, знаете, чтоб меня фашисткой не дразнили, если кому платье поносит не дам, — рассказывает Вера Александровна. – Потом вышло положение, что я уже могу перейти на фамилию мужа, у нас к тому времени уже трое детей было.

Когда Василий Максимов захотел увезти жену на родину в село Октябрьское Булаевского района Северо-Казахстанской области, ему тоже отказали. Сказали, мол, надо было думать, на ком женишься, вон, сколько русских девушек осталось без парней. Только потом сделали вызов через комендатуру.

— Так что дети мои – русские, — гордится Вера Максимова, — у меня их пятеро. Было бы больше, но муж умер, когда я была Васей беременна. Дети все родились в разных городах, ехали туда, где заработки были, его родственники меня не любили. Да и сам Вася немцев ненавидел, а вот в меня влюбился с первого взгляда. Он рассказывал, что когда к ним в село привезли немцев в войну, их никто даже не пустил на квартиру за то, что они немцы. Но ссыльные не растерялись и выкапывали ямы, соорудили себе крыши, как в шалашах, перезимовали так, а потом построились.

Мне туда не надо!

В Германии Вера Максимова, хоть и немка, никогда не была. Зато уже больше десяти лет ходит в немецкий хор в Дом Дружбы народов, поёт на родном языке в культурном центре.

— Здесь у меня все хорошо, пенсия хорошая, есть медаль труженицы тыла, документ, что я репрессированная и реабилитированная по национальным мотивам, — поясняет жизнерадостная Вера Максимова, — а вот в Германию никогда не рвалась, как говорил Высоцкий: «Там хорошо, но мне туда не надо». Хотя по отзывам тех, кто уехал, не так уж и хорошо там нашим.

Екатерина НАЗАРЕНКО, фото автора

Подробнее об истории города читайте в нашем проекте Исторический Петропавловск