Ставки на спорт 
Разгром подпольных меховых миллионеров в 70-е годы стал не только ударом по криминалу, но и одним из самых жестких противостояний Андропова и Щелокова.
В последние годы правления Брежнева Андропов вступил в острую конфронтацию с самым доверенным его лицом — министром внутренних дел СССР Николаем Щелоковым. Плюс извечный конфликт двух самых грозных ведомств в стране — КГБ и МВД. Это сейчас нам, очевидно, что спецслужбы КГБ — «старший брат», а органы внутренних дел — «младший». А тогда, в конце 1970-х годов, ещё шло «перетягивание каната» между ними.
Юрий Владимирович Андропов (1914-1984) — типичный партийный функционер. Жесткий, скрытный, бескомпромиссный, он уверенно шагал по карьерной лестнице. Он воевал ещё на финской войне, на которой потерял здоровье, но и после этого не оставил организационную работу – руководил созданием и обеспечением всем необходимым партизанских отрядов.
С 1967 года Ю. Андропов возглавлял Комитет государственной безопасности СССР, поэтому хорошо знал обстановку в стране. И, конечно же, знал о стяжательстве семьи «самого главного милиционера СССР» — Н. Щелокова, из-за чего между двумя правоохранителями возникла острая неприязнь.
Сразу после смерти Л.И. Брежнева осенью 1982 года именно Ю.В. Андропов заступил на пост Генсека, и в стране начались мероприятия, которые у нас издавна называют закручиванием гаек. Особенно хорошо запомнились гражданам СССР меры по укреплению дисциплины и порядка в стране. Тогда даже у зрителей в кинотеатрах, у покупателей в магазинах, клиентов парикмахерских специальные патрули проверяли, не должен ли кто-то из них в то же самое время трудиться на благо страны. Прогульщиков и опаздывающих на работу прорабатывали на собраниях, лишали премиальных и пр. Начались сокращения чиновников различного уровня, в том числе и в таких серьезных организациях, которые ранее возглавлял сам реформатор.
Но уже на первых порах своего правления Юрий Владимирович убедился, что только дисциплина и порядок не решат всех проблем. Нужны коренные изменения в экономике и политике. И они начались.
Коррупция, нетрудовые доходы, спекуляция были возведены в ряд тягчайших преступлений. Судьи выносили самые жёсткие приговоры коррупционерам. Нередко их приговаривали даже к расстрелам, о чем и теперь мечтают некоторые наши современники.
Одним из самых шумных процессов в Казахстане стало разоблачение карагандинских меховщиков, прогремевшее на всю страну.
Знаменитым это дело было не только из-за того, что завершилось смертельными приговорами и казнью его четырех фигурантов, но и количеством задержанных. Более 500 подозреваемых прошло через суд, и многие из них получили большие сроки.
Начиналось это дело довольно обычно. В 1972 году в Москве поймали неких грабителей, у которых изъяли две ворованные шубы, на которых не оказалось никаких маркировок. Для Советского Союза, где все, что производилось на государственных предприятиях, имело такой «паспорт», его отсутствие могло вызвать подозрение. Но не вызвало. Где и у кого украли шубы, установить так и не удалось. Однако летом 1973 года председатель КГБ Юрий Андропов, читая отчеты своих подчиненных, наткнулся на информацию о безымянных шубах. Шеф КГБ разглядел то, что не видели ни обычные покупатели, ни даже сотрудники ОБХСС. Андропов (на то он и шеф конторы, которую боятся во всем мире) приказал тайно проверить родословную странных шуб. Расследования привели к нам – в Казахскую ССР, в город Караганду. Производство шуб, как оказалось, в промышленных объемах было налажено на нескольких меховых комбинатах, как в нашей республике, так и в других городах страны. Агентура КГБ докладывала о том, что наши местные отделения ОБХСС, РОВД и государственной торговой инспекции вовсе не свирепствуют при проверке этих предприятий. Это значило: в доле могли быть многие. Даже при поверхностной оценке деятельности подпольных производств размах поражал — примерная оценка оборотов налаженного производства достигала сотен тысяч рублей в год.
К слову о каналах сбыта. Продажи велись в магазинах одежды (мимо касс), на самих производствах время от времени проводились своеобразные оптовые распродажи. С населением работали, совершая вояжи по посёлкам и городкам на нескольких машинах, до отказа набитых шапками, воротниками, муфтами и шубами. В качестве щита против бдительных участковых и случайно оказавшихся рядом оперативников выступала крыша ОБХСС. Заместители начальников ОБХСС и местного отделения внутренних дел товарищи К. Нам и С. Ким охотно откликались на призыв помочь частному капиталу. Не чужды к этому были и чиновники из городской администрации Караганды во главе с секретарём.
Очень скоро чекисты получили приказ, касающийся меховой братии: взять ее в разработку.
Об осторожности никто им не напоминал. Сотрудники комитета и сами все прекрасно понимали: попасть под опытный взгляд сотрудников милиции ни в коем случае нельзя. Можно только тайно наблюдать. Ведь, со стороны милиции дело курирует сам министр МВД Николай Щёлоков. Нет, он, конечно, не прикрывал воров и мошенников Караганды, только не терпел постороннего вмешательства в дела своего ведомства и не переносил своего давнего «оппонента» Юрия Андропова с его «конторой». Понятно, что узнай он о «меховом деле», палки в колеса чекистам были бы обеспечены. Тем не менее, даже при такой двойной осторожности и без помощи «параллельных» правоохранительных структур, чекистам всего за несколько месяцев удалось выяснить всю схему, по которой работали криминальные «меховщики» Караганды и нескольких городков – спутников шахтерской столицы.
Однако утечка все-таки произошла. В одной из бесед с министром внутренних дел Н. Щёлоковым заместитель Андропова, свояк Брежнева Семён Цвигун, считается, случайно обмолвился об операции.
Поскольку в ней фигурировали сотрудники МВД СССР, шеф МВД Н. Щёлоков решил подстраховаться, и в Казахстан тут же были направлены чиновники МВД и Прокуратуры СССР. Работавшие в Караганде чекисты быстро почувствовали на себе пристальное внимание МВД.
Получилось, что агенты КГБ следили на местах за фигурантами, а за ними следили агенты МВД. Было очевидно, что две службы находятся в одном шаге от прямого столкновения. «Наверх» отправился детальный рапорт с запросом о дальнейших инструкциях. Пока руководство разбиралось, кто допустил прокол, Караганда превратилась в площадку для шпионского боевика, но операция из-за кабинетных боёв высшего руководства была близка к провалу.
Дело было заведено лишь после того, как по оперативным каналам были получены сведения о наличии в Карагандинской области устойчивых преступных групп, имеющих тесные связи со своими единомышленниками на Алтае, в Приморье, Карелии, Москве, Омске, Харькове, Новосибирске и Закавказье.
Наши казахстанские «мафиози» подкупали местные партийные и правоохранительные органы, которые, в свою очередь, «не замечали» незаконные деяния. Так они отрабатывали крупные денежные «гонорары». Подпольные бизнесмены создавали неучтенные производственные цеха, где и производили левый, незадекларированный нигде товар, на продаже которого и наживали свои миллионы.
Как выяснилось в ходе расследования, «крыша» у преступников была юридически подкованной и солидной. Во главе юристов, покрывающих и направляющих деятельность воров, стоял кандидат юридических наук Эпельбейм, темой диссертации которого, кстати, была «Борьба с хищениями социалистической собственности в особо крупных размерах».
Операция была начата в 3 часа ночи. В клуб УКГБ Карагандинской области в это время прибыли руководители операции. Туда же через час были доставлены поднятые по тревоге все остальные задействованные сотрудники операции. Только тогда всем собравшимся было объявлено, для чего все и затевалось.
Об осторожности сотрудникам комитета никто не напоминал. Они и сами прекрасно понимали, чем могло обернуться соперничество между КГБ и МВД и чем грозит обернуться ошибка в таком деле. Но представители Казахского КГБ оказались людьми очень понятливыми и аккуратными. Всего за несколько месяцев им удалось выяснить о преступной группе почти всё.
Оказалось, идея основания нелегального бизнеса принадлежала начальнику цеха выделки и крашения пушнины Льву Дунаеву. Он же был и мозгом всего производства. На нем были контакты с рабочими, начальниками смен, милицией и ОБХСС. Его ближайшим помощником, на самом деле, главным подельником, был тот самый кандидат юридических наук Эпельбейм, заведующий кафедрой уголовного права высшей школы МВД в Караганде. Он контролировал производство и исполнял функции своеобразного начальника безопасности. Производством и налаживанием торговли руководил Пётр Снопков — сначала директор Карагандинского, а потом и Абайского горпромкомбината. Эта троица смогла наладить производство шуб, шапок, воротников и прочей меховой продукции, которая по качеству, несмотря на отсутствие «паспортов», превосходила государственные изделия. Воровство шкур было поставлено на конвейер, хотя внешне же всё было очень прилично.
За безопасность отвечал четвёртый член группы, директор Саранского горпромкомбината Рудольф Жатон, давно обрусевший француз, чьи предки вели своё происхождение от солдата Наполеона.
К тому времени, как за криминальных бизнесменов взялись сыщики, бывшему адвокату Льву Дунаеву, видимо, профессиональное чутье подсказало, что пора «делать ноги». Он уехал из города угольщиков в регион, где менее вредный для его здоровья климат — в Подмосковье. Но и там он все равно получал от деловых партнеров свои «честные» дивиденды.
Подготовка к операции по задержанию всех представителей «меховой мафии» проходила в условиях глубокой секретности. Когда стало ясно, что предупрежденные кем-то из местного милицейского начальства московские «пауки в банке» могут скрыться, было принято решение брать группировку. Узнав об этом, Щелоков позвонил Андропову и, по слухам, между двумя генералами состоялся весьма эмоциональный разговор, в ходе которого Щелоков требовал от Антропова «не лезть не в свои дела».
После той беседы на повышенных тонах Андропов приказал начинать операцию.
В первую новогоднюю неделю 1974 года обычно не очень многолюдные улицы Караганды были заполонены группами «туристов» и «командировочных». Они бесцельно бродили по улицам, делая вид, что любуются достопримечательностями, которых в этом крупном промышленном городе и его шахтерских пригородах и днем с огнем не найти. На самом деле, «гости» следили за домами главных фигурантов и за отделениями милиции. Они оценивали расположение меховых предприятий — готовили начало захвата и высматривали возможные пути отхода преступников.
Операция началась в ночь на 7 января. По улицам города вдруг понеслись служебные авто. В квартиры со стуком, а иногда просто выламывая двери, врывались люди в штатском, вытаскивали из постелей сонных чиновников и руководителей мехкомбинатов. За одно утро только в Караганде было проведено почти четыре десятка арестов, вызвавших шок в местных отделах милиции и ОБХСС и настоящую панику в кабинетах крупных чиновников города и области.
В квартирах Снопкова, Жатона и Эпельбейма, все еще надеявшихся на свою «крышу», проводились обыски. Изымались огромные суммы денег и десятки килограммов драгоценностей. Только у Снопкова было изъято 300 тысяч рублей налом, почти сотня сберкнижек и больше 10 кг золота. Трехлитровые закатанные банки с драгметаллами хранились вместе с зимними запасами огурцов или помидоров. Часть банок с драгоценностями были закопаны на огороде у любовницы одного из фигурантов. Запыленные сумки с деньгами валялись на шкафах и под кроватями, а один рюкзак, полный денег, стоял на тумбочке в прихожей. Спросили: «Почему там?» — Ответ: «Дети сами берут, сколько надо, когда в школу идут».
Но самый большой улов ждал московских оперативников в доме Дунаева. У него изъяли 17 кг золотых изделий, 12 кг драгоценных камней, 4 миллиона рублей наличкой, 40 сберкнижек на предъявителя. При средней зарплате в стране 120-150 рублей это было целое состояние. Даже бывалые следователи и оперативники испытывали шок при виде целых гор, состоявших из пачек денег и золота.
Однако следствие, начавшееся так ударно, очень быстро сбавило темп. Появились те самые «палки в колесах», которых опасались оперативники КГБ. В следствие вмешивались прокуратура, МВД. Следователей меняли, свидетели начинали отказываться от показаний. Многие дела разваливались буквально на глазах. И все-таки, пусть и с огрехами, Андропову удалось довести партию до логического завершения. Троих организаторов подпольного бизнеса — Снопкова, Дунаева и Эпельбейма приговорили к расстрелу. Других осудили на разные сроки, включая Рудольфа Жатона, которому дали 15 лет, а не поставили к стенке. Хотя по заслугам ему тоже был положен расстрел, однако, как выяснил суд, большую часть украденных денег он вкладывал в легальное развитие производства. Какой-то ненормальный оказался француз!
Сроки получили, несмотря на негласное сопротивление Щёлокова, даже многие действующие сотрудники милиции. Всего в ходе следствия к ответственности привлекли 300 работников горпромкомбинатов и 400 сотрудников милиции и ОБХСС.
Правда, несмотря на то, что само меховое дело стало крупнейшим делом о хищениях в промышленности СССР, а меховая мафия понесла серьёзные потери, коррупция не исчезла полностью.
Что же касается ее главных «героев» меховой мафии, то позже находились те, кто им сочувствовал. Мол, не в то время ребята родились! Ведь они наладили редкое в ту пору рентабельное производство на своих предприятиях. Их рабочие получали повышенную зарплату и большие премии, от того и работали не из-под палки.
А еще Дунаев и Снопков ухитрились организовать нелегальный сбыт своей левой продукции по всей стране, их шубы оказывались даже в Москве и Ленинграде. И в результате гребли деньги лопатой. Остаётся только гадать, сколько бы денег могло поступить в государственную казну, будь это производство и торговля легальными.
Сегодня карагандинских меховщиков некоторые называют прародителями современных российских бизнесменов. Но едва ли это верное сравнение. Всё же они, в первую очередь, заботились не о развитии экономики страны, не о ее благе, о собственном кармане. Дело «меховой мафии» стало крупнейшим процессом над «цеховиками» в советской истории.
За время хрущевской охоты на капиталистов по экономическим статьям было расстреляно около 8000 человек. При Брежневе государство несколько смягчилось, но все равно к смертной казни были приговорены сотни нелегальных предпринимателей. Но «цеховики» так и не исчезали — на смену расстрелянным приходили новые. Новый вид преступников нередко представлял собой симбиоз бандита и торговца. Эти парни предпочитали работать по-крупному, организовывая на ровном месте целые подпольные цеха и втёмную эксплуатируя государственные предприятия. Принятый при Михаиле Горбачеве закон о кооперации открыл дорогу к легализации подпольных бизнесменов. Впрочем, в новых реалиях появлялись не только новые возможности, но и новые враги. Расстреливать бизнесменов стали криминальные группировки, не подводившие под свои деяния идеологическую базу.
Но это уже была совсем другая эпоха.
