100-летие Гражданской войны: Эпидемия тифа в Петропавловске

Прошедший 2018 год для историков, как любителей, так и специалистов, прошел под знаком 100-летия начала Гражданской войны. Этой теме были посвящены научные конференции, написаны новые статьи, книги, подготовлены теле – и радиопередачи. В некоторых городах прошли молебны в память о погибших на той далекой братоубийственной войне. А так как открываются ранее не доступные исследователям архивы, то часто мы узнаем шокирующие факты и меняется наше отношение к известным событиям.

Так, буквально на днях в одной московской телепередаче о Гражданской войне прозвучало утверждение, что в 40-тысячном североказахстанском Петропавловске за время, когда городом управляли колчаковцы, чехи и их местные ставленники, умерли от тифа 17 тысяч человек! Их даже хоронить было некому. Когда Пятая армия в конце октября 1919 года освободила город, пришлось горожан, пленных и красноармейцев — освободителей выводить на субботники собирать тела погибших и сжигать их в чистом поле – кремировать…
Шок! Но я давно уже не кричу в таких случаях ни «боже мой!», ни «ой-бай!», а начинаю искать более точную информацию в документах того времени. Нахожу медицинские статотчеты: в Петропавловске с мая 1918 г. до ноября 1919 переболели тифом (а не умерли!) 17 тысяч человек. После освобождения города в ноябре 1919 года в нем собрали «только» 4 тысячи незахороненных тел. Но цифры приблизительные уже потому, что точно не известно, сколько тогда в городе, кроме постоянных жителей, было беженцев, военнопленных, а среди погибших — убитых в боях разными бандами. Куда кто исчез, тоже почти не известно.
Погибших бойцов Красной армии хоронили в братских могилах, на которых ставили обелиски. Один из них, почти забытый, и сейчас стоит за Ишимом — в поселке Заречном. А где жертвы разразившихся в стране эпидемий гриппа и тифа, почти 100 лет было засекречено.
По подсчету военного историка Воробьева, в лазареты Пятой армии, только в октябре 1919 г. поступило 30593 человека, из которых 5124 человек было ранено, а остальные больны. Из них умерло в лазаретах – 431 человек. Вот такая жуткая арифметика…
Нельзя сказать, что об эпидемии тифа в гражданскую войну мы ничего не знали. В художественной литературе можно найти описания тифозных бараков, поездов, состоящих из вагонов, набитых жертвами эпидемий, в основном, сыпного тифа, но ведь были еще грипп–«испанка», охвативший полмира, холера, чума, менингит, который тогда вообще никто не знал, как лечить.
Вспомним роман А.Толстого «Хождение по мукам», где автор описывает свою героиню, работавшую в тифозном госпитале и заразившуюся там. Какая она стала изящная, переболев тифом! Но не всем так «везло». Вспомним произведения писателей-врачей М.Булгакова или В.Вересаева. Или «Тернистый путь» нашего земляка Сакена Сейфулина, только чудом выжившего после странствий в тифозной тюрьме на колесах.
Есть и другие мало известные описания эпидемии на Урале и в Петропавловске. Ровно сто лет назад, зимой 1918-1919 года, в этих краях застряли дети из Петрограда. Их отправили из голодной столицы в «богатую Сибирь» подкормиться в организованных благотворителями «питательных колониях» (что-то вроде нынешних детских лагерей отдыха). А тут чехословаки и колчаковцы стали захватывать сибирские и североказахстанские города, и дети оказались пленниками. В Миассе колонисты жили в одном крыле огромного барака, а в другом, совсем рядом с ними, умирали раненые, холерные и тифозные больные.
«Каждый день мы видели, глядя в окна, как из соседнего крыла нашего барака выносили гробы, залитые известкой. Видели, как прямо на улице умирали холерные больные…», написала в дневнике юная колонистка Валя Рожкова. Дети, даже самые большие, не очень понимали, кто с кем воюет, но пули часто залетали в их комнаты. Под окнами на деревьях иногда висели трупы казненных, а в поселке выли по мертвым женщины. Часто звучали выстрелы – кого-то расстреливали… Детей старались уберечь от трагических сцен, но как это сделать, если идет война, свирепствуют холера и сыпняк?!
Однажды в Петропавловске воспитательница послала двух девочек за врачом. Госпиталь был «расположен в двухэтажном доме недалеко от гимназии, где мы жили и учились. Двери с улицы были приоткрыты. Мы вошли. Что же мы увидели?! Большую полутемную комнату, в которой сплошь на полу лежали укрытые шинелями больные солдаты, некоторые что-то выкрикивали, бормотали. Пол грязный, в доме холодно, тяжелый воздух. Быстро вышел наш доктор и сердито вывел нас скорее, сказав, что здесь в два счета мы наловим сыпнотифозных вшей»… Здесь явно речь идет о военном лазарете – ныне Доме Абылая. Другие госпитали размещались в обычных, хоть немного пригодных для больных зданиях школ, в храмах, в реальном училище, из которого местные жители разобрали по домам питерских мальчишек. А эта шустрая братва носилась по городу, приворовывала и … разносила инфекции.
И так, если не страшнее, было везде, где гремела Гражданская война. В недавно опубликованных материалах сибирского историка В. С. Познанского (1930-2005) говорится:
«В освобожденном Красной армией Омске, колчаковской столице, красноармейцы столкнулись с 15 тысячами брошенных больных, которыми надо было заниматься. Назвав эпидемию «наследством белых», победители (то есть Пятая армия Тухаческого) повели борьбу на два фронта – против Колчака и против тифа одновременно. Жертв войны и эпидемии были почти равное количество.
В Омске ежедневно заболевали 500 человек и 150 умирали. Эпидемией были поражены все общественные места — Беженский приют, сиропитательный дом (т.е. приют для сирот), рабочие общежития, почтовая контора и другие помещения, где больные лежали на нарах вповалку, на полу на гнилых тюфяках. На новосибирской станции Кривощеково стояли 3 штабеля по 500 трупов в каждом. Еще 20 вагонов с умершими находились поблизости. Аналогичное положение сложилось повсеместно. «Наследство» досталось жуткое»…
А вот свидетельство другого очевидца. «В эту зиму Белую армию поразило еще одно несчастье — эпидемия тифа. Рядом с эшелонами с беженцами останавливались санитарные поезда с солдатами: на буферах и площадках вагонов были сложены голые трупы один на другом и завязаны веревкой, чтобы во время хода поезда не свалились… Трупы, застывшие в разных позах со скрюченными пальцами, с головой, откинутой назад, со стеклянными бездушными глазами. …А около поезда не ходили, а ползали солдаты, исхудавшие от тифа и голода. Их распаленный мозг не отдавал отчета в том, что они делали. Ползали, ели снег, просили есть и, когда получали хлеб от пассажиров нашего поезда, жадно ели и, почти не жуя, проглатывали… В некоторых вагонах больные лежат в три этажа. Насекомых масса, ползают по одежде, по одеялам. Некоторые больные отбывают свои естественные потребности в вагоне на своих постелях, а в вагоне находятся 40 человек. Многие уже умерли и пока что лежат там, где и больные. Персонал весь болен… И это колчаковская армия, о которой до сих пор писали, что она «планомерно отступает», написала в мемуарах, вышедших в Канаде, вдова офицера Витольдова-Лютык. Она ехала в таком эшелоне на восток – в эмиграцию.
Ученые, в том числе и В. С. Познанский, пытались определить, откуда пришла в чистую и не такую уж голодную Сибирь эта напасть.
Практически забытый ныне первый советский нарком здравоохранения Н.А. Семашко лично занимался ликвидацией эпидемий после Гражданской войны. Это он создал такую образцовую систему здравоохранения, что ее заимствовали многие страны мира. Нарком считал, что тиф, холера, чума (а еще лепра, черная оспа) пришли с востока, из Туркестана, с берегов великих азиатских рек, где эти страшные болезни гнездились всегда и время от времени появляются и в наши дни.
Однако в госархивах Сибири сохранились документы колчаковского периода и первых лет советской власти, позволяющие считать, что эпидемии тогда распространились с запада на восток. Тифы — сыпной, брюшной, возвратный и другие — ехали с запада в солдатских эшелонах с полей Первой мировой войны. Но тогда, несмотря на бои, хорошо была поставлена санитарная и противоэпидемиологическая служба. А в Гражданскую вместе с пленными красноармейцами зараза оккупировала железные дороги, поселилась в колчаковских концлагерях и тюрьмах. Об этом плененный большевик И. А. Захаров вспоминал: «Условия в тюрьме ужасные. Смерть витала над каждым». Бездействие властей спровоцировало восстания в нескольких тюрьмах (Тобольской, Усть-Каменогорской), довольно быстро и кроваво подавленные белыми. В наказание заключенным урезали пайку, что выздоровлению тоже не способствовало. Более того, уголовники, содержавшиеся вместе с политическими, имели выход в город. Они снимали с умерших одежду и продавали ее на рынках вместе с тифозными насекомыми и тем самым распространяли инфекцию от Транссиба в сибирские села.
Вот что писали сибирские газеты зимой 1918 -19 гг..
«Цены буквально взмыли вверх, да там и остались. Начался дефицит. Каждый справлялся с этим, как мог. Население, осознавшее, что можно обогатиться, покупая дешевле и продавая дороже, ударилось в спекуляцию. Главным местом в сибирских городах стали «толкучки. Там люди продавали все, что только можно было продать. Дефицит товаров и шанс на призрачное обогащение разбудили просто невиданную энергию обывателей, причем изготовители и продавцы не брезговали и мошенничеством». Автор статьи приводит примеры: «В Барнауле действовала тайная колбасная мастерская (и кто знает, из чего были эти колбасы). В Петропавловске гробокопатели «реализовывали» уже использованные гробы, в Красноярске — цветы с могил, а в Иркутске — вещи из бурятских погребений».
Отступающий под натиском 5-й армии Тухачевского адмирал «был увлечен маниакальной идеей вывезти все и вся. Транссибирская магистраль была забита составами с вагонами, груженными войсками, оборудованием, сырьем, беженцами, и вскоре встала.
К идее «ничего не оставлять красным» относится и попытка Колчака вывезти заключенных, больных и здоровых, которых сначала гнали этапом вдоль железной дороги. Ослабевших конвой пристреливал, а оставшихся в живых вскоре посадили в вагоны и повезли вплоть до Забайкалья, отчего и была заражена вся Сибирь. Транссиб превратился в русло сыпнотифозного потока». Чтобы остановить его, в сибирских городах была создана Чрезвычайная комиссия по борьбе с тифом – Чекатиф (или ЧК-тиф). Ее возглавил член Сибревкома В. М. Косарев, а в Петропавловске — зав. отделением здравоохранения В.П. Чернышова.
После изгнания колчаковцев Петропавловск остался без продовольствия и тепла. Все предприятия остановились из-за отсутствия сырья. Оборудование консервного завода колчаковцы попытались увезти в Монголию. (Позже его нашли в Верхне-Удинске, ныне Улан-Удэ). Во всем паровозном депо уцелел лишь котел местного отопления, и тот валялся в канаве. Ни на борьбу с эпидемиями, ни на ликвидацию их последствий в уезде не было ни сил, ни средств.
К концу 1919 года Чекатиф и выяснил, что в Петропавловске скопилось до 4 тыс. незахороненных трупов, что грозило новыми эпидемиями, которые и без того вольно гуляли по уезду. Начиная с Омска, эпидемия тифа охватила всю 5-ю армию. Много красноармейцев выбыло из строя вследствие болезни. Тиф почти прервал работу политотдела дивизии — подавляющее большинство его сотрудников заболело. Насколько страшна была эта эпидемия, свидетельствует тот факт, что она унесла в Красной армии больше жизней, чем колчаковские снаряды и пули. Этот «новый восточный фронт» был не менее опасным для молодой Советской республики, чем Колчак. Впрочем, эпидемии уносили жизни, не разбирая ни возраста своих жертв, ни политической ориентация, ни партийной принадлежности.
Но в сельской местности хоть такой скученности людей не было, как в городе, где не было денег даже на похороны… Горожане уезжали в села и…
На одном из первых заседаний члены Чекатифа приняли как девиз высказывание В. И. Ленина на VIII Всероссийской конференции РКП (б), состоявшейся 2–4 декабря 1919 года. Он говорил, что перед партией стоит неотложная задача — «… борьба со вшами, теми вшами, которые разносят сыпной тиф. Этот сыпной тиф среди населения, истощенного голодом, больного, не имеющего хлеба, мыла, топлива, может стать таким бедствием, которое не даст нам возможности справиться ни с каким социалистическим строительством». И ещё: «…или тифозная вошь победит социализм, или, наоборот, социализм победит вошь».
Меры принимались самые решительные. Людей, борющихся с тифом, катастрофически не хватало, поэтому оставшихся в «красной» оккупации врачей Белой армии признали военными специалистами и поставили на довольствие. Здоровые колчаковцы тоже были мобилизованы из фильтрационных лагерей как помощники медперсонала — кому-то нужно было вести разросшееся больничное хозяйство, хоронить трупы. В Петропавловском уезде (как и в других) были мобилизованы не только врачи разных специальностей, но фельдшеры, зубные техники, помлечкомы (помощники лекарей). Были национализированы все аптеки, а их хозяев тоже заставили бороться с эпидемиями. По данным B. C. Познанского, в Омске привлекли к работам 54 роты (около 6 тысяч) пленных белогвардейцев, которых в официальных документах стали уважительно называть «белоармейцами». Всех их поставили на боевые пайки и ставки Красной армии! Об этом оставил записки красный командир, будущий маршал П. К. Голиков, чуть позже возглавивший Сибчекатиф.
Чекатиф создавал на местах «тройки», в них обязательно был включен врач. ЧК, милиция, ревкомы, органы самоуправления беспрекословно выполняли поручения Чекатифа и его троек по организации и подвозке дров, «понуждению к трудовой повинности праздных паразитов и разных буржуев». Их тоже привлекали к организации бесплатного питания, к уборке нечистот, вывозу трупов, рытью братских могил (часто на 12-15 тысяч трупов каждая).
В госпиталях и приспособленных под изоляторы и больницы помещениях не хватало постелей, одеял и белья для больных – их реквизировали у местных жителей. Всего Сибчекатиф организовал 150 тысяч коек для больных и 80 тысяч для выздоравливающих.
Главной военной задачей в весну 1919 года стало захоронение трупов. Промедление грозило полным вымиранием населения Сибири. Военные перестали делиться на красных и белых и занялись спасением городов от последствий эпидемий. Они перепробовали многое.
Сначала пытались … взрывать штабеля смерзшихся трупов фугасами и связками гранат. Но легко представить, к чему такой метод приводил. Врачи Чекатифа через свои «тройки» запретили «взрывной» метод захоронений. Оставалось одно — рыть братские могилы.

И это в условиях зимы в Сибири! Но «белоармейцы» были в основном грамотными людьми, а некоторые неплохими экономистами. Они подсчитали, что похороны одного покойника обходятся властям в 80 рублей (рытье ямы 6 аршин, обсыпка ее негашеной известью), а кремация — всего в 10 рублей. Покойников стали перекладывать в другие штабеля — вперемешку с дровами- и поджигать. Запылали скорбные пожарища… Пепел зарывали в неглубокие ямы.
Конечно, это было страшно, жутко и не всем нравилось, но большинство понимало, зачем это делается, хотя эмигрантская литература полна обвинений большевиков, словно они сами были не только белыми, но и пушистыми и не приложили руки к развязыванию гражданской войны.
Сибирскую эпидемию 1918-19 гг.. победили к весне 1920 года. В этом была большая заслуга Чекатифа. Комиссию за ненадобностью распустили 17 апреля 1920 года.
Но в то время еще блуждали по Степному краю отступавшие от Кочетава к Семиречью, чтобы уйти в Китай, отряды Дутова, Бакича, Алаша, оставляя в степи зараженных и умерших тифа казаков, присоединившихся к ним беженцев, женщин, детей, замерзших лошадей и верблюдов. Из 20 тысяч казаков Дутова до границы Казахстана с Китаем дошли ровно половина. Чекатифа или чего-то подобного в этих отрядах тогда не было…
Опыт врачей эпидемиологов пригодился во время Великой Отечественной войны, когда в сибирские города опять хлынули беженцы и эвакуированные из центральных регионов страны. А любая война тащит с собой голод, болезни, эпидемии.
Некоторые наши краеведы до сих пор льют слезы над исчезнувшей старокладбищенской (Зенковской, или Васильевской) церковью. Укоряют власти, что в ней 100 лет назад была организована «вошебойка» — прожарка одежды в специальных печах и прачечная. Никто не задумывается и не знает, сколько жизней спасла эта малоприятная процедура уничтожения тифозных насекомых. Две таких же прожарки были организованы при железнодорожных банях. Приезжавшие тогда могли попасть в город только после санобработки.
Наши врачи в самые трудные времена особое внимание уделяли детям. Забота эта проявлялась не только в создании детских домов и колоний, где сирот и беспризорников кормили, лечили, учили.
Я пошла в школу в 1944 году – в конце Отечественной войны. Запомнилось, что время от времени наш класс снимали с уроков и строем вели в санпропускник. Пока наши одежки, надетые на большущие кольца из толстой проволоки, на специальных вешалках жарились в огромных печах, тетеньки в синих халатах проверяли «на живность» головы ребятни и мыли некоторых каким-то ядовитым «зеленым мылом». Мальчишек тогда стригли машинками «под блысню» — даже чубчиков не оставляли. Девочек щадили, но не всех. Некоторых тоже мыли и стригли под машинку.
Итак, эпидемии победили, но эхо их можно услышать и сегодня в виде отдельных вспышек благодаря четкой работе эпидемиологов не очень многолюдных.
Но, вероятно, читатели помнят о находках человеческих костей на стройках прошлым летом. В нашем городе было только два таких случая. А в недалеком от нас Костанае такое происходило чаще.
Костанайцы сразу связали находки ранее неизвестных захоронений с репрессиями 1930-х годов, хотя некоторые из них очень похожи на те, какие сооружались в сибирских городах во время Гражданской войны: длинные рвы, в них останки, засыпанные известью. Костанайцы, как и наши правоохранители, отправили находки на экспертизу и тоже еще не получили ее результатов. Пока неизвестно, не захоронены ли рядом с жильем (и даже под ним!) жертвы давних эпидемий. А ведь возбудители некоторых опасных заболеваний могут сохраняться в земле десятки и даже сотни лет.
Многие петропавловцы могут вспомнить, как при строительстве бассейна «Дельфин» по городу ходили упорные слухи, что в воде котлована обнаружены какие-то опасные бактерии. Стройка-то шла на старом кладбище. А кто мог с точностью сказать, от чего скончались похороненные там люди?
Кстати, об этом стоит задуматься тем, кто любит развлекаться на могилах ночами, и желающим построить якобы «на пустом месте» очередной клуб.

Подробнее об истории города читайте в нашем проекте Исторический Петропавловск