Новый год — это ночь, когда хочется верить в волшебство, в воплощение самой смелой мечты, которую загадываешь под звон курантов, в победу добра над злом, в то, что в новом, наступающем году нас ждет все лучшее.
Это ночь, когда не принято и не хочется думать о раздорах и спорах, о политике и экономике, новогодние чары должны примирять, и, случается, примиряют самых озлобленных противников. Это ночь, когда на темные улицы народ вываливается веселой гурьбой и незнакомые люди радуются друг другу как лучшим друзьям. Но…
Откройте газету, включите радио и телевизор, и вы обязательно прочитаете или услышите о злых большевиках, которые запрещали новогодние елки, или об агентах КГП-ОГПУ, подсматривающих в окна, не поставил ли кто елку? Надо же убедить нас, как плохо нам было прежде и как замечательно мы живем теперь. Вот обычный план таких сообщений. Сначала история новогоднего праздника, после сообщение о языческих корнях Деда Мороза и о «новогодней реформе» Петра Великого, перенесшего этот праздник с 1 сентября на 1 января, обычно говорится: «после Октябрьского переворота 1917 года новогодняя елка была запрещена и дети советской страны были лишены Деда Мороза и Снегурочки вплоть до 1935 года».
Расчет прост: внушить слушателям, что злые большевики были настолько бесчеловечны, что отменили даже этот чудесный праздник, в то время как на Западе его всегда и широко праздновали. И кочует такая информация из статьи в статью! Давайте разбираться.
Про Деда Мороза и Петра Великого – все правда. А вот про большевиков — какая-то не то кривда, не то полуправда.
Новый год – один из самых чудесных праздников, который у нас всегда имел особое очарование. На Западе — это скромный «довесок» к Рождеству, завершающий тихий семейный аккорд после долгих шумных рождественских празднеств. Обратите внимание: в американских фильмах все поздравляют друг друга не с Новым годом, как у нас, а с Рождеством. У нас же – это один из главных долгожданных, любимейших и поистине всенародных праздников.
Напрасно искать в документах Совнаркома за 1917 и даже 1918 год указ о «запрещении новогодних праздников» и рыться в архивах ФСБ в поисках резолюций о борьбе ГПУ-НВКД с лицами, наряжавшими новогодние елки. В реальности первые десять лет Советской власти никто рождественские елки и Деда Мороза не запрещал. Ведь это символы не столько Нового года, сколько православного РождестваХристова, празднование которого тогда тоже не запрещалось. Историкам прекрасно известно: первые 10 лет Советской власти – с 1917 по 1927 год — наряду с новыми коммунистическими праздниками 7 ноября, 8 марта, 1 мая в официальном советском календаре продолжали существовать «старые», «дореволюционные». Дни православных праздников, как и в Российской империи, являлись выходными, и верующим предоставлялась возможность участвовать в обрядах их религии. Конечно, человек, открыто посещавший церковь, праздновавший Пасху, зачастую воспринимался в СССР 20-х годов как «несознательный», осуждался наиболее рьяными сторонниками новой власти, но никаких преследований за это не предусматривалось. Вплоть до «безбожной пятилетки» в СССР была настоящая свобода вероисповедания, которой могли позавидовать иные тогдашние страны Запада. Даже проводились открытые диспуты между верующими и атеистами, на которых верующие, например, высмеивали дарвинизм. Митрополит Введенский однажды во время публичного диспута с наркомом А.В.Луначарским даже пошутил, что каждому — по вере его. Пусть Анатолий Васильевич происходит от обезьяны, а он, митрополит Введенский – творение Божье. Ответом был лишь хохот аудитории и не менее остроумная реплика Луначарского.
Впрочем, вопреки укоренившемуся сейчас стереотипу, немалая часть верующих тогда была сторонниками Советской власти, а многие составляли даже «просоветскую», «живую», обновленческую православную церковь, считавшую Христа первым коммунистом. Сегодня любят вспомнить о том, что к созданию обновленчества приложили руку органы ГПУ, и это верно. Но знаменателен сам факт, что обновленчество тут же стало массовым движением: христианский социализм был очень привлекательной идеей для людей того времени. Даже те верующие, которые принадлежали к старой «сергианской церкви», признавали СССР своей гражданской Родиной, а в ответ на лояльность Советская власть учитывала их интересы и потребности.
Конечно, в 20-е годы были и аресты священников или простых верующих, но вовсе не за то, что они празднуют Пасху и Рождество или совершают обряды и таинства церкви, а по обвинениям в политической борьбе против Советской власти, Причем, довольно часто эти обвинения были обоснованными: сами арестованные не скрывали своего антагонизма к новому режиму.
Отсутствие преследований за отправление религиозных обрядов показывает хотя бы тот факт, что в советских газетах тех лет высмеивались граждане, которые отмечали, например, и Духов день, идя в церковь, и 8 марта, идя на митинг. Революционная молодежь, особо нетерпимая ко всему, что напоминало старый режим и особенно к религии, как уже говорилось, резко нападала на праздник Рождества. В газетах и журналах нередки были карикатуры, на которых пионер прогонял Деда Мороза и говорил, что не нуждается в этих суевериях. Поэты сочиняли стихи, обличающие «мракобесов», ставящих елки к Рождеству. Но это были именно протесты радикалов, а вовсе не государственная позиция. Елки вплоть до 1928 года ставились не только в домах, но и в учреждениях, вплоть до самых высоких. Среди защитников рождественских елок и рождественского деда или Деда Мороза были высокопоставленные большевики, в частности, не кто иной, как лидер коммунистов В.И. Ульянов-Ленин. Уже тяжело больным, за две недели до кончины — 7 января 1924 года, т.е. не в Новый год, а именно в православное Рождество, вождь участвовал в празднике в Горках, куда на елку были приглашены крестьянские дети из окрестных деревень. Будучи убежденным атеистом, Ленин считал внешние религиозные обряды просто элементами культуры и быта. Он сам 10 июля 1898 года в Шушенском обвенчался с Крупской в церкви по православному обряду, о чем умалчивали советские биографы вождя, а М.Шагинян, написавшую об этом факте первой, резко критиковали.
Лишь в 1927 году, в ходе начавшейся антирелигиозной компании, которую позже признали совершено нецелесообразной политически и нанесшей большой урон отношениям Советской власти и церкви, Рождество перестает быть официальным праздником. В Советском Союзе ввели вместо недель «пятидневки». Воскресенье, Рождество и другие христианские праздники теперь приходились на рабочий день. В госучреждениях, детских садах, школах 7 января больше не проводились рождественские елки. Хотя новый год, естественно, продолжали праздновать, но только в ночь с 31 декабря на 1 января и без «религиозных атрибутов» — рождественской ели и рождественского деда. Да и то желающие наряжали к Рождеству ёлки и праздновали «церковный Новый год» по старому стилю, по которому жила Россия до декрета Ленина от 1918 года. Никаких репрессий за это законами не предусматривалось, хотя если об этом узнавали власти, то, конечно, данный поступок расценивался как «несознательный» и для партийного человека сулил неприятности.
Наконец, в 1936 году выходит декрет СНК, разрешающий публичное официальное празднование Нового года (но не Рождества!) и призывающий на новогодних праздниках в госучреждениях, детских учреждениях, на городских площадях наряжать ели. Только теперь верхушку елки должна была украшать не Вифлеемская восьмиконечная звезда, а красная пятиконечная. Первая такая елка была открыта 1 января 1937 года в Москве, в Доме Союзов. На ней присутствовал «всесоюзный староста» и дедушка М.И. Калинин. Поэтому принято считать, что именно он вернул народу елку. Одновременно с московской красавицей зажглись елки по всему СССР. А если без политики, то в конце 30-х годов в стране наступило, более благополучное, чем в 20-е гг., время, когда стало можно и попраздновать, и повеселить детей. (Если, конечно, не вспоминать о репрессиях).
Удивительно, но нынешнее поколение стало свидетелем того, как в постсоветское время все опять резко все изменилось. Людям вернули Рождество и другие религиозные праздники. У депутатов и руководителей разного уровня появилась мода изображать из себя верующих, стоя в храмах со свечками в руках и даже на коленях перед разными символами веры, которые они же еще недавно считали пережитками капитализма. Телевидение в поисках «новых» сюжетов стало с удовольствием снимать и показывать на экранах телевизоров таких вчерашних атеистов. Наш ироничный народ прекрасно знает истинную цену этим якобы «революционным преобразованиям в сознании чиновников» и прозвал таких лишь внешне верующих «подсвечниками». Конечно, верить в Бога или в Дела Мороза — дело личное. Но как-то неловко за перевертышей.
На самом деле, все гораздо сложнее. Дореволюционная Россия была иным миром, мало похожим на современный. Как не покажется странным, мы по-прежнему во многих чертах своей общественной жизни, как это ни парадоксально, ближе к СССР, чем к дореволюционной России. Это ярко видно на примере новогоднего праздника. Ведь празднования Нового года в том виде, который привычен для нас, царская Россия не знала.
Начнем с того, что Новый год 1 января (пусть и по старому стилю) в Российской империи праздновали далеко не все подданные. Ведь Новый год не был самостоятельным праздником, он был частью рождественских празднеств, длившихся до Крещения. Хотя царь Петр I своим указом велел с 1700 года праздновать Новый год 1 января под страхом наказания, и праздник этот в определенных слоях российского общества прижился, все же он носил второстепенный характер. На Рождество люди ходили в церковь, в гости к родным или друзьям, устраивали застолья, веселились, гуляя по улицам. На Новый год же собирались в основном в семейном кругу.
И, естественно, Рождество было праздником лишь для православных подданных империи. Мусульмане, жившие в Поволжье, в наших краях, в Туркестане и на Кавказе, буддисты, жившие в Сибири, и евреи, населявшие в основном Юг России и Малороссию, Рождество не праздновали. Более того, у них был и свой собственный Новый год, не совпадавший с Новым годом по православному календарю, – мусульманский, буддистский и еврейский, но рождественских елочек и Дедов Морозов в таких семьях 1 января встретить было невозможно. Это лишь советские времена принесли общий для всех Новый год и елочки на всем пространстве России от Тихого океана до Балтики. Но и тогда не все православное население империи праздновало Новый год 1 января. Ведь подавляющее большинство – около 85% — народонаселения нашей страны до 1917 года составляло крестьянство, для которого Новый год 1 января с наряженной игрушками елкой был «барской забавой» и «иноземным новшеством». Реформы Петра I коснулись лишь верхних слоев общества: дворянства, интеллигенции, разночинцев, мещан. Именно они были обязаны брить бороды на европейский манер, ходить в европейских костюмах, танцевать европейские танцы, изучать языки и к 1 января каждого года украшать дом еловыми ветками, а позже и наряжать ель дома и праздновать Новый год подобно жителям Западной Европы. Дед Мороз, или Рождественский Дед, также был персонажем известным лишь в их среде и, кстати, появившимся довольно поздно – тоже в XIX веке. Крестьяне же вплоть до Октябрьской революции носили национальные костюмы, бороды, говорили на диалектах русского языка и вообще жили остатками допетровской старины. Никаких елок в крестьянских избах зимой не было. Да и откуда их было взять, если даже хворост для отопления избы приходилось покупать у помещика — владельца леса, либо, если нет денег, красть у него, за что крестьян нещадно секли. И ни о каком добром Деде Морозе с мешком подарков крестьянские ребятишки не слыхивали. Мороз в русском крестьянском фольклоре был злым и жестоким волшебником, что нашло отражение в сказках.
Конечно, крестьяне праздновали Рождество, но по-своему, не как господа: гадали, колядовали, пели песни. Вспомним прекрасную книгу Н.В.Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» -ужастик XIX века. В ночь же на первое января, когда в помещичьем доме горела огнями елка и Дед Мороз дарил барчукам конфеты и леденцы, в крестьянских избах праздновали поминовение Василия Великого, варили кашу, обязательно на чистой речной воде, читали особые заклинания. Впервые крестьяне, и вообще низшие сословия Росси, стали праздновать Новый год и Рождество с елкой как раз после Октябрьской революции. Представители старшего и среднего поколения помнят излюбленный сюжет советских хрестоматий – елку в Горках у Ленина вместе с удивленными крестьянскими детьми, которые новогоднюю, точнее, рождественскую елку, видели впервые. Получается, именно большевики подарили этот красивый праздник большинству населения бывшей империи и нам тоже. Вопреки распространившимся в наши дни мифам, среди нас совсем мало потомков дворян и чингизидов. В основном мы, как и наши предки, –выходцы не из дворцов, а из хижин. Дворяне, интеллигенции, образованные сословия Российской империи, конечно, праздновали Новый год 1 января. Но он не был похож на тот, к которому мы привыкли. Елка была не новогодняя, а рождественская с восьмиконечной вифлеемской звездой. Дед Мороз был не сказочный персонаж, властитель снега и льда, добрый к детишкам, а Рождественским Дедом, который многими ассоциировался с реальным лицом – византийским святым Николаем, епископом Мирликийским, якобы любившим детей и дарившим им сласти. Снегурочки у этого Рождественского Деда не было. Год рождения Снегурочки – печально знаменитый 1937-й, когда на первой разрешенной новогодней елке в Доме Советов в Москве Дед Мороз появился со своей милой внучкой – персонажем одноименной оперы, без которой мы теперь и Новый год помыслить не можем. И «новый годик» в виде ребенка – тоже советское нововведение, которого не знала дореволюционная царская Россия и не знают в западных странах. Чаще всего не было никаких карнавалов, маскарадов, спектаклей. Дети приходили «в залу», где была наряжена елка, читали стихи, плясали, получали подарки и расходились.
В Москве утром сам Патриарх служил праздничную службу в соборе, где присутствовал царь, после службы одарявший подданных яблоками и принимавший прошения и жалобы от кем-то обиженных подданных (вот откуда ведут происхождение наши «подсвечники»!).
В советские времена новогодние празднества в каждой республике приобрели свои национальные особенности и, в то же самое время, стали общими для всех, евразийскими, интернациональными.
В символике нашего любимого праздника переплелись и европейское влияние, и национальные традиции, и религиозные идеалы, и светские ценности. Пришедший к нам из детства Дед Мороз приходит не только к детям элиты, как Дед Мороз дореволюционный, но ко всей детворе. Наконец, советский Дед Мороз, в противоположность дореволюционному, в первую очередь дед, а уж потом Мороз. Все дети для него – внуки, которых нужно веселить и одаривать.
Религия – очень важная часть человеческой жизни и культуры. И у православного есть свой церковный новый год – 13 января по новому стилю, и он его отметит. У мусульманина свой – по лунному календарю, и он тоже отметит его в кругу единоверцев. Но все вместе мы отмечаем светский, общий для всех нас Новый год — один из самых светлых и чудесных праздников. К сожалению, сейчас находятся политики, которые пытаются разогнать наш давно единый народ по национальным квартирам даже при помощи … Деда Мороза. Вон одна из бывших республик переодела сказочного старика из красной шубы в синюю с желтой окантовкой – в цвета своего национального флага — и «побрила» его, словно Петр Первый в 1700 году. Нет теперь у Деда бороды из ваты! Есть и такие, кто утверждает, что Новый год с его добрыми и веселыми персонажами «не наш» праздник и пытается отменить егоякобы в целях экономии бюджетных денег. Экономить, конечно, надо, но не на радости детей и не на воспоминаниях взрослых о чарующем запахе елок, о хороводах вокруг них и на радости от прекрасного праздника, объединяющем нас в дружный веселый и единый народ.
С наступающим вас, дорогие земляки! Да будет Новый 2019 год мирным, светлым и счастливым!
