Дверь с латунной полированной табличкой «Адвокат П.Г.Рубикс» сегодня открыл седой и лысоватый, словно побитый молью, старикан. Трёхцветный, похожий на ливрею халат нелепо топорщился вокруг его нескладного тела. Подобострастно-надменная улыбка профессионального холуя застыла на одутловато-белом с красными прожилками лице.
— Могу я видеть Павла Германовича? Нам нужно обсудить… — начал объяснять ему Сергей.
Бесцветные поросячьи глаза бесцеремонно-оценивающим взглядом обшарили одежду посетителя.
— Хозяин спит! — проскрипел старикан и рывком захлопнул дверь.
«Н-да… — подумал Сергей. — А вид у меня, действительно, не блестящий! Что и говорить? Костюм помят, ворот рубашки засален… Забрызганный грязью плащ и широкополая шляпа смотрятся более чем странно. Особенно сейчас, в утренние часы…»
Впрочем, окажись на месте старика женщина любого возраста, Сергей прошёл бы фейсконтроль без труда. За яркую красоту и атлетичную фигуру дамы прощают ещё и не такую небрежность в одежде. Но о женщинах молодой человек давно уже не мечтал. С этим в его жизни было покончено.
Не то, чтобы Сергей вообще отказался от контактов с прекрасным полом. Просто, после того, как два года назад его предали две самые близкие и родные женщины, сестра-погодка и гражданская жена, Сергей общался только с дешёвыми проститутками. Услуги по прейскуранту, плата по таксе… И никаких бесед по душам.
«Торчать в подъезде бессмысленно, — решил незадачливый посетитель. — А звонить ещё раз — бесполезно…» И скрипнув от досады зубами, Сергей отправился в располагавшийся по соседству парк. «Зря я так рано припёрся! — думал он, пересчитывая ботинками ступени. — Знал же, что Германыч просыпается ближе к обеду! И о том, что слуг как перчатки меняет — тоже…»
А затем как-то сами собой мысли Сергея соскользнули на выставившего его за дверь старого холуя. Парень вдруг явственно представил, как сжимает в руках эту складчатую, будто у черепахи, шею. Как с приглушёнными хрипами из дергающегося тела вытекает пересидевшая в нём все сроки поганая душонка. Как вываливается из побелевшего от ужаса рта синий распухший язык…
Нет, стоп! Притормозив у окна на лестничной клетке, Сергей вытащил из кармана плоскую бутылочку-фляжку. И два коротких, обжигающих горло глотка вернули его разум из манящей, затягивающей в себя бездны. «Как и всегда после дела, — мысленно усмехнулся он. — Трудно вовремя переключиться!»
Дорожка, попетляв между деревьями, вывела Сергея Хромова к берегу небольшого пруда, прямо под палящие лучи летнего солнца. Здесь парень остановился, закрыл глаза и замер, пытаясь поймать мимолётные ускользающие ощущения. И в какой-то миг ему показалось, что зной струится уже не только с неба. Им пышет стена успевшей нагреться беседки, его источает бетонный настил площадки для игр, им напитана истёртая ногами асфальтовая дорожка, и даже грязно-зелёная вода, как кажется Сергею — тоже добавляет свою лепту. Возможно потому, что со стороны пруда сюда доносится удушающий запах влажной плесени с примесью древесно-травяной гнили.
Неужели есть прогресс? Хорошо бы! А то ведь они с учителем больше года на одном на месте топчутся. И уже начинает казаться, что целую вечность…
***
— Ты чего в такую рань заявился? — с притворным недовольством и затаённой надеждой в голосе ворчит Павел Германович. — Подождать не мог?
— Извините, учитель! Мне показалось, что… — Сергей многозначительно замолчал.
— Ладно, пошли в кабинет! Семён, ты нам больше не нужен.
Слуга поклонился и отошел в сторону. Сергей занял его место за спиной Рубикса и покатил инвалидное кресло Павла Германовича в «святая святых» этой громадной квартиры, в то место, куда слугам и обычным посетителям входить было категорически запрещено — в рабочий кабинет хозяина.
Впрочем, кабинетом оно только называлось. Это было огромное, площадью больше ста квадратных метров, помещение, каждый из углов которого словно концентрировал инструменты и атрибутику одного из хозяйских увлечений. В зависимости от направления взгляда посетителя, оно могло показаться и тренажёрным залом спортсмена, и мастерской писателя, и историко-археологической библиотекой, и даже — лабораторией алхимика.
На стенах и квадратных колоннах в несколько рядов располагались репродукции картин, фотографии глиняных и деревянных табличек, берестяных грамот и папирусов. На свободных местах полосами, а то и целыми простынями, висели скреплённые степлером сканы страниц старинных манускриптов. Кое-где прямо на обоях были чёрным и красным цветом нарисованы сансары и пентаграммы, германские руны и китайские иероглифы.
Из картин Сергей помнил только «Чёрный квадрат», «Чёрную сотню» и «Чёрный передел», среди табличек узнавал лишь шумерские, а большая часть остальной коллекции сливалась перед его глазами в единое пугающе-неясное целое, категорически отказываясь разделяться на понятные и легко идентифицируемые составляющие. Такими же чужими казались ему и большинство украшавших обои таинственных символов.
В научном оборудовании парень понимал ещё меньше, а потому уютно чувствовал себя только среди тренажёров спортивного уголка, да рядом с массивным рабочим столом, за которым они с Павлом Германовичем устраивали совещания, а иногда и просто беседовали «за жизнь».
Стол этот устрашающими размерами напоминал вставшего на колени слона. Старинный, в чём-то даже архаичный, дубово-кожаный верх гиганта скрывал вполне современную электронную начинку. Благодаря ей хозяин, не покидая удобного кресла, легкими движениями пальцев мог управлять практически всеми электронными и механическими устройствами.
Был у стола и ещё один секрет: при нажатии определённой комбинации клавиш из правой ножки выдвигался искусно скрытый пластиковый контейнер, и прямо в руку сидящего в хозяйском кресле человека утыкалась рукоять полностью снаряжённого Глока-19. Причём, патрон уже был в стволе, оставалось лишь снять пистолет с предохранителя.
Пощёлкав клавишами ноутбука, хозяин дождался, пока автоматика наглухо закроет шторы, создав в комнате тёмно-серый сумрак.
— Ну, пробуй! — кивнул он гостю в сторону стоящих у стола весов. — О делах позже расскажешь. Вижу ведь — не терпится…
Сергей встал на платформу и затаил дыхание. Учитель щёлкнул последним тумблером, повернув до положения «вертикально» планки жалюзи. Во тьме теперь горело только табло на платформе.
— Девяносто семь кило, двести сорок шесть граммов, — прочитал Павел Германович. — И ещё раз при свете.
Жалюзи уехали вверх. Шторы раздвинулись.
— А теперь девяносто семь четыреста двадцать четыре, — грустно произнёс Сергей. — Разрыв массы: сто семьдесят восемь граммов. Практически то же, что и раньше. Значит, идея лишь казалась хорошей…
— А что хоть за мысль была?
— Вы новости ещё не смотрели?
— Погоди, сейчас! РБК хватит?
— Да, там уже должны появиться.
— Так, так… А вот: бандитская разборка на пустыре, двадцать семь трупов. Твои?
— Больше половины моих… — вздохнул устроившийся на гостевом стуле Сергей. — Четырнадцать или пятнадцать… И всё зря! А я-то считал, вот оно: зло, которое и не зло вовсе! Ведь, если подумать, город родной от бандитов подчистил, где ещё найти такое доброе дело, которое «руками зла»…
— Ладно, не переживай так! А знаешь — я ночью новый перевод формулы закончил… Хочешь, зачитаю?
Сергей устало кивнул. Формула. Это значит — в стихах. Опять в стихах, снова в стихах. Может, им стоит хоть раз взять за основу прозаический вариант, а не пытаться его зарифмовать. Впрочем, резоны учителя были ему понятны: замысел по условию Великого Автора должен укладываться в стихотворный размер, к тому же стихи лучше запоминаются…
— Зло возрастает в силе многократно,
Когда во Зле твоём не видно зла!
А дальше — вдохновенье скажет внятно,
Как совершают Чёрные Дела!
Лишь тот из вас через барьер пробьётся,
Крылами сильными пронзивши Тьмы предел…
Кто разумом пытливым доберётся
До наивысшей формы Чёрных Дел!
— Извините, учитель. Но… Это ведь уже седьмой вариант! И как же нам понять: какой — правильный?
— Ты думаешь, я знаю? Последовательный перевод с четырёх языков, три из которых давно и безнадёжно мертвы — сложнейшая задача! А братков этих ты зря покрошил. Прикинь: кто о них сейчас думает? Жёны, матери, детишки, ничего о папиной работе не знающие, да кореша по бандитской бригаде. А все они уверены, что ты совсем не доброе дело сотворил…
— Ну, а остальные?
— Большинству сограждан плевать, кто кого мочит! Лишь бы не их самих! Не забывай об этом…
— А жертвы беспредела? Их мысли — не в счёт?
— Да как же эти люди узнать могут, что покрошили именно их обидчиков? Фотографий к репортажу никто не прикладывал…
***
От квартиры Рубикса к своему дому Сергей шёл через парк. Напрямик тут больше часа — почти вдвое дольше, чем вкруговую на трамвае. Но, как всегда после совещания — хотелось проветриться и спокойно всё обдумать. А здесь было тихо и безлюдно. Утренние бегуны давно сменили костюмы и разбрелись по офисам. Собачники прогуляли и возвратили в душные квартиры любимых питомцев. Для пенсионеров же было ещё рановато.
Парень довольно быстро прошёл ту часть пути, где вдоль ровных асфальтовых дорожек разноцветными узорами пестрели цветочные клумбы, и углубился в «дикий» лесной массив, в котором сами собой, без участия человека, росли вперемешку сосны и берёзы, клёны и липы, а образованные ветром прогалины быстро заполнял вездесущий осинник. Упавшие сучья и поваленные ветром деревья регулярно убирали здесь только с главных, гравийных, дорожек. А большая часть сушняка лежала уже даже не годами — десятилетиями. Вместе с толстым слоем старой листвы это создавало не только в глубине леса, но и на разбегающихся частой сетью тропинках, пружинистый, потрескивающий под ногами при ходьбе слой.
За кустарниками тоже давно уже никто не следил. Они росли сами по себе, местами образовывая совершенно непролазные заросли сирени и рябины, орешника и черёмухи, боярышника и шиповника. Кое-где в центре этих чащоб можно было встретить небольшие полянки с кострищами, самодельными столами и сиденьями из деревянных колод, шлакоблоков и ящиков вокруг них. По вечерам эти своеобразные места отдыха до отказа забивала местная молодёжь. В такое время здесь негромко пели гитары, слышался звон стаканов и треск прогорающих углей.
Когда-то и он коротал тут летние вечера. Совсем недалеко отсюда сестра познакомила старшего брата с одноклассницей Верой. Так началось короткое счастье Сергея, закончившееся через год вечными муками.
Почему он оказался таким слепцом? Ведь, если подумать, в поведении этой голубоглазой шатенки хватало странного и подозрительного! Она всегда высказывала именно то мнение, которое парень считал правильным (а как же — консультировалась у его сестры Маши). Дважды под благовидным предлогом отказывалась регистрировать их с Сергеем близкие и, как ему казалось — безоблачные, отношения. Сначала заявила, что штамп в наше время совсем не важен, пока детишки по лавкам не запищали. Забеременев, сказала, потупив взгляд, что «с брюхом» под венец не пойдёт, стыдно ей, лучше уж после роддома…
А оттуда она исчезла вместе с дочкой, и одновременно с ними пропала из квартиры Маша. На следующий день он нашёл в мейле письмо от обеих. Вера с Машей писали ему, что они любят друг друга и всегда любили. Что теперь, когда у них общий ребёнок, девочка, близкая им обеим по крови, они — настоящая семья. Что они будут жить в другой стране, и чтобы он не пытался их найти, это всё равно бесполезно. А отцом ребёнка зарегистрирован другой человек, и он, Сергей, никому ничего не докажет…
Похотливые лесбосские сучки!
От внезапно нахлынувшего гнева ему стало так жарко, что пришлось даже снять плащ.
— Ребята, отпустите! Я же вам ничего не сделала! — раздался справа тонкий девичий вопль.
— Так ведь и мы тебе — тоже, ха-ха. Пока… Вот сделаем, тогда и отпустим, гы-ы-ы…
— Я кричать буду. Я… Ой-й-й, только не убивайте!
— Да захлопнись же ты! Мать твою! Будешь послушной, поживёшь ещё… И неоднократно… Бля, а титьки — ничего… Гы-ы-ы…
«Развлекаются пацаны, — решил Сергей, равнодушно скользнув взглядом по чуть шевелящимся кустам орешника. — Наверное, нож телке показали, чтобы заткнулась…»
Он сделал ещё пару шагов и остановился.
В голове вдруг зазвучал торжественный и вдохновенный голос Павла Германовича:
«Зло возрастает в силе многократно,
Когда во Зле твоём не видно зла!»
— Не видно зла… — пробормотал парень. — Ну, конечно! Как же я раньше не допетрил?! Идиот!
И Сергей вихрем сорвался с места! Только бы не опоздать! Когда ещё представится такой случай? Только бы…
Он прибежал вовремя! Троица малолетних бандитов успела лишь порвать на девчонке одежду. Ужас в её глазах был так силён, что Сергей на миг совершенно искренне возмутился тем, что творили подонки. К счастью, до полной победы им было далеко — хрупкая на вид девица сопротивлялась молча, но яростно.
— Э-э-эй, мальчики! — привлек к себе внимание Сергей. — Оставили бы вы девушку в покое…
— Вали отсюда, козёл! — ответил ему тот, что держал в руке устрашающего вида примитивную выкидуху. — Пока на перо не посадили…
Сергей усмехнулся. Теперь ритуал соблюдён. С его силой и уровнем подготовки шансов на выживание у ребят не было. Но для девчонки это должно оставаться тайной. Поэтому он слегка поиграл с мальчишками — не сразу сломал позвонки первому, хотя возможность была просто сказочная, а дождался, пока они навалятся всей толпой, и только тогда «срубил» ребром ладони его цыплячью шею. Второго Сергей убил почти сразу за первым, коротким ударом в грудину остановив сердце. Оставшийся в одиночестве третий продолжал нелепо размахивать выкидухой, даже не подозревая, что его друзья уже никогда не поднимутся. Пятью секундами позже, напоровшись с помощью Сергея на собственный нож, малолетний бандит так и умер в неведении…
— Ой-й-й. Что это с ним! — Сергей постарался придать голосу и лицу как можно более испуганное выражение. — Меня же теперь посадят!
Он поднял с земли и бросил закрывающейся руками девушке оброненный в драке плащ.
— Одевайтесь и бежим быстрее! Вдруг эти здесь не одни!
Сергей озирался по сторонам и, приложив ладонь к уху, старательно делал вид, что прислушивается.
— Спасибо… — всхлипнула закутавшаяся в его плащ незнакомка. — Я уже готова.
— А вы далеко живете, девушка? Понимаете, это мой единственный плащ…
— Нет, — сквозь слёзы улыбнулась она. — Второй дом от парка. Минут пять, если быстрым шагом.
***
Четверть часа спустя они пили чай на кухне у Светы, которая успела сменить плащ Сергея на атласный розовый халатик. Девушка, выглядевшая значительно симпатичнее без размазанных по щекам остатков макияжа, настолько успокоилась, что обратила внимание, как сильно у её спасителя «сгорела» на солнце шея, и предложила смазать появившуюся красноту заживляющим ожоги кремом. Парень покорно крутнулся на табурете и склонил голову.
— Ну, вот. Теперь гораздо лучше… Можешь поворачиваться.
Сергей так и сделал. Затем, после того, как Света закончила массировать кожу, слегка коснулся шеи ладонью.
— Ты просто кудесница! — сказал он, пожимая её руку; а потом поднёс пахнущую кремом изящную узкую кисть к губам и поцеловал. — Спасибо!
Сергей был действительно благодарен этой девочке: ещё бы, когда снаружи тебя жжёт солнце, внутри — растет Тьма. Сколько же искренности в её мыслях, если они обладают такой силой?! Ведь только она считает добром сотворённое им зло…
А Света уже хотела ответить: «Что ты? Не за что, тебе спасибо!», но не смогла. Потому что в этот момент их взгляды встретились. И девушка увидела в глазах парня что-то непривычное для себя, что-то такое, отчего вдруг явственно почувствовала, как прилипли к телу шёлковые трусики, а лифчик стал страшно тугим и неудобным. Светлане показалось, что Сергей всё это тоже понял. И она поспешно отвернула от парня вспыхнувшее жаром лицо.
Молодой девушке, всегда считавшей себя не слишком привлекательной, не имеющей опыта в общении с мужчинами, всё это было ново. Того, что сейчас вот-вот могло произойти между ней и этим красивым незнакомым парнем, она одновременно и хотела, и боялась.
Сергей замер, понимая, что любое движение может всё испортить. Он только продолжал гладить и целовать её руку, оставив за Светой право решать. А она всё медлила — не знала… Пока не почувствовала, как само собой отзывается на ласки её молодое тело.
И всё же вначале она была скованной и зажатой. Подростковые комплексы и девичьи страхи оставались ещё слишком сильны, и к тому же — она никак не могла забыть о собственном неведении; о том, что не только чувствует, но наверняка и ведёт себя неловко… Та смелость, которая понадобилась ей, чтобы намекнуть на эту неискушённость человеку, ещё час назад совершенно незнакомому, намного превзошла по силе отвагу, что позволяла отбиваться в парке от бандитов.
Но вот первые страхи исчезли, пропала неловкость, а стыд истаял в разгорающемся пламени страсти. Сколько всё это продолжалось? Света не смогла бы ответить… Что ж? Некоторые события бывают настолько важны и так насыщены чувствами, что мозг упорно отказывается воспринимать их в часах и минутах.
Сергей испытывал очень похожие ощущения. Он уже давно не был счастлив ни с кем из женщин. А их за последние два года в его «коллекции» накопилось немало. И сейчас парень изумлённо и радостно купался в волнах искренних чувств, которые считал навеки для себя потерянными. Эта храбрая и милая девушка так радостно и доверчиво откликалась на его ласки, а в любовном экстазе так искренне шептала милую чепуху, что на какое-то время он забыл, ради чего вступился за неё в парке. А последний миг был настолько сладостным, что Сергею вдруг захотелось раскинуть руки и совершенно по-театральному прокричать: «Остановись, мгновенье!»
— О-о-о… боже, — пробормотала Света. — Как же всё здорово…
Внезапно Сергей открыл глаза и резко вскинулся. В голове мелькнула неясная, но — он это чувствовал — очень важная, мысль…
— Что с тобой, милый! — испуганным зайчиком отозвалась на это странное движение Света.
— Ничего, родная! Просто — показалось… Ничего, мой… Ангел!
Он приподнял голову вновь счастливо прикрывшей глаза девушки и принялся осыпать поцелуями её лицо, шею, уши. Его руки поворачивали милую белокурую головку то правой, то левой щекой к себе. А потом, проскочившая недавно мысль вернулась к Сергею. Лицо парня внезапно стало жёстким, глаза сжались в безжалостные щёлочки, и на излёте одного из легких и нежных движений, вслед за последним поцелуем, он резким рывком сломал Светлане шейные позвонки.
— Убить своего ангела… — задумчиво пробормотал Сергей. — Если это не то самое «Чёрное Дело», все наши поиски были напрасны…
***
Грозовые тучи на небе налились свинцом, на улице потемнело. Когда Сергей вошёл в свой подъезд, он не стал дожидаться лифта, а взбежал по лестнице на девятый этаж. Делать это было совсем не трудно — тело в густых сумерках почти потеряло вес.
«Да, так и есть! — крутилась в голове мысль. — Чёрное Дело — не тупое мочилово, а убийство доверившегося тебе человека, человека любящего и преданного… С которым ты уже практически одно целое…»
Сергей понимал, чувствовал, что до главной разгадки осталось уже совсем чуть-чуть! Ещё немного, и он сможет прорваться за предел, переступить через грань сладостно манящей Тьмы. И воспарить вместе с любимым учителем среди Ближних Слуг их общего Владыки.
Вдохновение озарило его в сладостный миг высшего наслаждения, когда вылетают из головы все мысли. В тот момент он вдруг явственно понял, почувствовал, что не может быть одновременно и с этой девочкой, и с учителем. Из двух страстей нужно выбирать одну и за ней, единственной, идти до конца!
Учитель! Знакомство их началось случайно. Сергей, прочитавший письмо сразу от двух предавших его женщин, выскочил тогда на дорогу под колёса спортивного «мерседеса». Разве он мог знать, что за рулём сидит бывший «король ночных гонок»? Машина чудом пролетела мимо. А затем седовласый широкоплечий водитель сдал назад.
— Тебе что, жить надоело? — спросил он спокойно.
— Да! Да! Да-а-а! — заорал Сергей. — Ну, что? Ну, выйди! Убей меня!
— Не могу, — усмехнулся тот, и уточнил. — Выйти не могу! Ноги парализованы.
И только тогда Сергей заметил знак под стеклом машины.
Потом, почти сразу… Буквально через пару недель он застал в квартире Рубикса четверых грабителей. Мерзавцы только что прирезали у входа пытавшегося закричать слугу, и терять им было уже нечего. Что заставило в тот раз Сергея броситься с голыми руками на три ствола, не считая ножей? Жажда смерти? Вряд ли… Она к тому времени успела перегореть. Скорее, парень уже тогда успел полюбить этого упрямого и целеустремлённого человека. Взглянуть на мир его безжалостными глазами. Пропитаться завораживающе-красивыми в своей безупречной логике идеями.
Выросший в семье без мужчины, в девятнадцать лет потерявший мать, Сергей с первой же минуты знакомства прилепился душой к учителю, как к родному отцу. Два долгих года они вместе шли к этой цели: достичь границы Зла, а затем, переступив её, обрести бессмертие и власть над всеми падшими и заблудшими — жалкими ничтожествами, что будут вечно гореть в Геенне огненной, над которой ближние слуги Владыки Ада смогут летать и наслаждаться…
Сергей ждал этот миг с нетерпением, с жаждой, со страстью! Знать, что он получит высшую и бесконтрольную власть над обманувшими его сучками, до которых на этом свете никак не удаётся добраться — за такое можно отдать многое… А понимать, что власть эта будет длиться целую вечность — от одной мысли о подобном счастье у него начинала кружиться голова.
Павел Германович, как он успел узнать, пришел к их общей идее тоже не просто так… До Сергея доходили слухи, что история инвалидности учителя связана с подлостью и предательством близких… Предательством настолько страшным, что о нём все знающие говорили лишь намёками, избегая конкретных деталей, дат и имён. Все рассказчики сходились только в одном — из непосредственных участников событий в живых теперь остался лишь сам адвокат Рубикс. И смерть многих была медленной и ужасной. Но Сергей знал, чувствовал, что Павел Германович не собирается на этом успокаиваться! Мечта всей его жизни — вернуть своих врагов к тем последним страданиям, а затем — длить их муки вечно…
Теперь нужно принять душ, переодеть костюм и рубашку. Бросить в ящик запачканный плащ… А вместо него? Вот эта куртка, пожалуй, подойдёт! Что ещё? Да-а-а… Пистолет! Осталась всего одна загадка: если у учителя появится идея, придётся сразу бежать на задание. Сергей надел «сбрую», сунул в кобуру под мышкой Беретту, затем немного помедлил и опустил в потайной карман куртки компактный ПСМ — наступает решающая фаза, и нужно быть готовым ко всему.
***
— Ну, что ж? Посмотрим… — Павел Германович щёлкнул выключателем и присвистнул. — Грандиозно! Семь кило с копейками…
— Меня там меньше половины! — голос Сергея в темноте звенел от гордости. — Если одежду и ботинки вычесть…
— Догадываюсь! — включив свет, произнёс Рубикс. — А так: без трёх граммов центнер. Молодец! Давай-ка опять с той минуты, как от меня вышел, только подробно и обстоятельно!
Рассказ продлился почти час. На этот раз Сергей старался вспомнить мельчайшие детали: всё, что он делал, говорил, слышал, видел и даже — о чём думал. Потом пошли вопросы: адвокат хорошо умел сопоставлять факты, прояснять детали, устанавливать смысловые связи между событиями. Заполнение пробелов заняло у них ещё два часа. После чего разговор ушёл в эмоциональную плоскость: теперь Павла Германовича интересовали те чувства, что владели Сергеем в каждом из всесторонне разобранных эпизодов…
Послеобеденная гроза отгремела за окнами, отстучал каплями по крышам и отливам сменивший её дождик, вечер давно уже перетёк в ночь. А два упрямых целеустремлённых человека всё раскладывали и перетасовывали факты, события и детали, выдвигали версии, строили гипотезы. Оба чувствовали, что пройти остаток пути им вполне по силам, а в картине событий недостаёт лишь мелкого штришка…
Учитель и ученик родились в разные эпохи, росли в разных условиях, получили разное воспитание. Но за два года их сроднила общая беда, сблизили похожие чувства, сплотила единая цель. Для Сергея, к двадцати годам растерявшего родных, рассудительный адвокат стал самым близким на земле человеком. Жена и сын Павла Германовича погибли в катастрофе, сделавшей инвалидом его самого. И в первое время Сергей видел на адвокатском столе две фотографии: красивой белокурой женщины и трехлетнего мальчика с грустным взглядом. Парень не спрашивал, кто это. Но когда год назад место карточек занял подаренный им Рубиксу на день рождения антикварный перекидной календарь, Сергей чуть не заплакал от счастья.
Да, они всегда были близки по духу. И оба чувствовали это с первого мига знакомства. Но сейчас — приоткрывшая двери желанная тайна, её разгадка… Почти разгадка — сделали эту духовную связь теснее, а чувства — жарче. Наверное, можно сказать даже, что разумами своими они словно слились воедино, стали как сиамские близнецы, соединённые общей всепоглощающей страстью на самом высшем — духовном — уровне…
Сергей задумчиво брёл к выходу из кабинета, он чувствовал, что все части головоломки налицо, а желанная разгадка уже буквально стучится в мозг, остался только шаг, один лишь маленький незаметный шажочек, и…
Парень уже опустил руку в карман за ключом, когда у порога его нагнал хриплый от волнения возглас Павла Германовича. В нём, как в коктейле смешались радость и боль, решимость и неуверенность:
— Постой! Я, кажется, догадался!
И в этом странно звучащем крике почти потерялись щелчки двух предохранителей.
Почти… Но не совсем…
— Я тоже… — пересохшие от волнения губы повиновались плохо, и ответ прозвучал еле слышно.
Сергей успел обернуться. Один выстрел опередил другой на ничтожную, незаметную для человеческого уха долю секунды. Но вторая пуля отправилась в путь уже после того, как пронзившая сердце жертвы первая сбила ей прицел. А затем в нос убийце ударил хорошо знакомый запах пороха, придавший звучащему в ушах эху выстрелов особый, восторженно-победный и одновременно траурно-грустный оттенок…
Что такое? Оказывается, человек может убить себя, оставаясь при этом в живых! Как странно! Эти ощущения новая, небывалая ещё на Земле сущность будет помнить теперь целую вечность…
Комнату меж тем заполняла Тьма. И вот — с треском разлетелся на неровные куски железобетонный монолитный потолок, потом — следующий за ним. А затем ещё и ещё… Как яичная скорлупа раскрылась и начала заваливаться по обе стороны от дома изящная стальная крыша. Семиэтажная «элитка» в считанные мгновения превратилась в груду пыльных, кое-где искрящих обломков. А привлечённые грохотом её падения прохожие уверяли потом, что отчётливо видели, как, хлопая антрацитовыми крыльями, к бездонному ночному небу взлетает огромная чёрная тень.
«Так вот какая она, эта последняя разгадка! — c ликованием думала так долго создававшая себя Тварь. — Кто мог представить, что всё настолько изящно и высшая форма чувственного доверия связывает по-сыновьи верного ученика с его по-отечески заботливым учителем… И что, предав эту бескорыстную, бесхитростную любовь, можно выжечь последние крупицы души и добиться, наконец, желанной Цели…»