Город оружейников Тула, удивительно преобразивший за последнее время, недавно вошел в систему туристических объектов России «Золотое кольцо». Теперь к Тульскому кремлю – сердцу старинного города — регулярно подъезжают огромные автобусы с любопытствующими путешественниками.
Среди них много мам и бабушек с детьми. Ведь мальчишек хлебом не корми, а дай побегать по территории старинного кремля. А ещё интереснее пацанам играть в войнушку около нового здания Музея оружия – это очень привлекательный «для мелких, но мужчин» объект! Вокруг огромного богатырского шлема-музея демонстрируется различная военная техника, изрядно отполированная мальчишечьими штанами. Ребятне не запрещается осваивать разные вездеходы, танки, самые современные ракетные установки и даже старинные корабельные пушки.
Мы с гостьей из Казахстана оказались на чужой экскурсии случайно. Просто гуляли в выходной по городу, я показывала коллеге места, связанные с именами знаменитостей – с В. Жуковским, Г. Успенским, М.Е. Салтыковым-Щедриным, с Вересаевым и всей его семьей врачей Смидовичей, так много сделавших для города.
Славен город Тула, в первую очередь, оружейниками, начиная с Демидовых и самого Петра Первого, чье 350-летие отмечается в эти дни, до наших современников. Но больше всего Тула знаменита Ясной Поляной и её хозяином Львом Николаевичем Толстым.
О нём, самом известном в мире русском писателе, написано так много, что кажется, известен каждый день его долгой жизни. Найти что-то новое о нём самом или о его творчестве, кажется, просто невозможно. Однако в Ясной Поляне на днях завершился шестой фестиваль, «Толстой», собравший более пяти тысяч человек. Среди них было немало избалованных изысканными театральным постановками москвичей, первыми расхватавших еще в столице билеты на фестиваль. Что же привлекает в Ясную Поляну даже знатоков и любителей творчества «великого старца»? Неужели только необычная сцена, выстроенная в чистом поле и один в один повторяющая подмостки Театра им. Вахтангова на Арбате? Или привезенная этой именитой труппой в Ясную Поляну главная премьера сезона «Война и мир»? Или сам пятичасовой спектакль с музыкой, балетом и русскими плясками под открытым небом?
Артисты в интервью с восторгом отмечали, что играли словно в родных стенах. Ведь именно в Ясной Поляне и был написан великий роман. Многие места огромной усадьбы нашли свое место как в романе, так и в спектакле по этому произведению.
Волшебная природа Ясной помогала создать у зрителей особый эффект единства с нею. В тот вечер были и раскаты грома, и всполохи грозы, и шум леса, и звуки вальса, написанного некогда молодым Львом Толстым, — все это так напоминало о людях и событиях 19-го века!
Спектакль закончился. Его создатели и зрители вернулись в Москву или домой, в Тулу. Но фестиваль «Толстой» продолжался чудесными постановками по мотивам его повести «Детство», написанной начинающим писателем на Кавказе.
Как стать писателем
Есть в жизни Льва Николаевича Толстого страницы, малоизвестные широкому кругу читателей. Одна из таких страниц – годы, проведенные будущим писателем на военной службе. Это время – одно из важнейших в становлении его как писателя и патриота.
История первых произведений Льва Николаевича Толстого такова. Он переехал на Кавказ в 1851 году по совету старшего брата, уже пять лет отслужившего на Кавказе. Младший тогда бросил знаменитый Казанский университет и, не зная, чем заняться, некоторое время действительно вел беззаботное существование то в Петербурге, то в Москве, где было много родных, знакомых и разных соблазнов.
Часто в статьях об этом периоде жизни Толстого пишут, что, «коротая время в кутежах и испытывая удачу в азартных играх, он наделал долгов и скрылся от них, уехав на Кавказ». И пишут даже о том, что «Левочка продул в карты отцовский дом».
На первый взгляд, всё так и было, да не совсем. Между столицами и Кавказом был ещё недолгий период жизни в Ясной Поляне.
Почему-то каждая статья в интернете «забывает», что имение Ясная Поляна, полученное в наследство от давно умерших родителей совсем молодым графом Львом Толстым, было доведено до разорения недобросовестными управляющими. Имение было заложено и перезаложено. Отсюда и огромные долги, висящие на нём. Чтобы выплатить их, молодой хозяин пытался продать породистых коней, которыми всегда славилась Ясная, но животные оказались больными. Покупателя на них не нашлось.
Лев Николаевич пытался заняться сельским хозяйством. Но что понимает в нём недавний гимназист и 19-летний недоучившийся студент?! Были и другие попытки, но неудача за неудачей обрушиваются на молодого человека.
В это же время начинается увлечение Толстого педагогикой. Он собирается издавать педагогический журнал, открывает свою первую школу для крестьянских детей и сам работает в ней. Но долги только накапливались – все эти затеи ведь тоже требовали денег, но где их взять?
В это время в Ясную приезжает в отпуск старший брат, наставник и верный друг младшего из Толстых — Николай Николаевич, артиллерийский офицер, уже пять лет отслуживший на Кавказе. Именно он и уговорил младшего брата присоединиться к нему и уехать на Кавказ. Лев Николаевич сначала сопротивлялся, но после недолгих раздумий согласился. А что было делать? Так летом 1851 года братья вместе оправились на Кавказ.
Доброволец из любопытства
Уезжая в незнакомые края, Толстой не собирался принимать участие в военных действиях. Несколько месяцев братья ведут себя как путешественники. Лев Николаевич некоторое время даже лечился от неведомой болезни в Пятигорске. Но и на курорте «ему решительно не понравилось». В своём дневнике он писал: «В Пятигорске музыка, гуляющие, и все эти, бывало, бессмысленно-привлекательные предметы не произвели никакого впечатления».
Да и сама вечно воюющая страна тоже сначала не понравилась Л. Толстому, но постепенно он стал привыкать к ней и даже полюбил «край дикой». Но когда Л. Толстой впервые увидал снеговые горы, на него, жителя равнин, вид снеговых гор произвел чарующее впечатление. В повести «Казаки» Толстой чуть позднее писал: «Рано утром Оленин вдруг… увидал — шагах в двадцати от себя, как ему показалось в первую минуту, — чисто белые громады с их нежными очертаниями и причудливую, отчетливую воздушную линию их вершин и далекого неба. И когда он понял всю даль между ним и горами, и небом, всю громадность гор, и когда почувствовалась ему вся бесконечность этой красоты, он испугался, что это призрак, сон».
Из любопытства (или от нечего делать) вместе с братом, опытным офицером – артиллеристом, в набег «на немирные аулы» добровольно отправился и Лев Толстой, ещё не имеющий чина. Поход в горы длился несколько дней. Жили в настоящих полевых условиях, которые были в новинку для молодого графа. Но он внимательно наблюдал за солдатами и офицерами, как они обустраиваются в лагере, готовятся к бою, и отмечает их беззаботную отвагу и даже веселость. Как станет известно позже, Толстой уже тогда, в первые дни пребывания на Кавказе, собирал материал для своих будущих книг.
Участие в первых же набегах перевернуло представление Толстого о жизни на Кавказе, о традициях горцев, о постоянно бушевавшей войне и серьезно изменило его мировоззрение. Он, командуя небольшой горной батареей, так хорошо зарекомендовал себя «в деле», что получил предложение командующего генерал-лейтенанта князя Барятинского поступить в полк. Толстой, едва вернувшись из очередного похода, решился принять предложение генерала. Но оказалось, что у него не хватает некоторых документов, застрявших в Тульском правлении, где он с 1849 года, ни разу не появившись на службе, всё ещё числился в штате. Ожидание бумаг опять растянулось на несколько месяцев. Барятинский разрешил младшему Толстому принимать участие в набегах «на немирные аулы», пока он ждёт недостающие бумаги.
Только осенью 1851 года Толстой, наконец, получил документы, сдал положенные экзамены и стал уже законно служить в 20-ой артиллерийской бригаде в чине юнкера. Получается, служил он первое время под командованием брата Николая Николаевича. Они вместе уезжают в станицу Старогладковскую, расположенную на левом берегу Терека, близ города Кизляра. Там располагался полк Николая. Так началась служба Л. Толстого на Кавказе, продлившаяся почти три года.
Проба пера
Служба в полку была спокойной. Ни особых набегов, ни походов не было. Братья опять имели возможность совершать поездки по северному Кавказу и Дагестану.
В свободное время Лев Николаевич работает над своими первыми произведениями. Ещё в Москве он задумал написать роман «Четыре возраста развития», который, по его планам, должен был состоять из 4 повестей: «Детство», «Отрочество», «Юность» и «Молодость». Последняя часть так и осталась ненаписанной, но первая была создана именно на Кавказе в 1851 – 52 гг.. Позже исследователи станут считать, сколько раз жена и дочери писателя переписывали каждое его произведение, например, «Войну и мира» — до 20 раз. Однако, на Кавказе у него ещё не было ни жены, ни дочерей, ни даже секретаря. Пришлось самому Льву Николаевичу шлифовать первый свой труд и переписать повесть «Детство» только трижды.
Именно эти два года службы на Кавказе дали будущему писателю столько впечатлений о жителях гор и о боевых товарищах, о волшебной природе, что их хватило писателю на всю оставшуюся жизнь. А мы, читатели, получили несколько интересных произведений о Кавказе середины XIX века и о его людях. Во времена Толстого это была почти не изученная территория, на которую претендовали Турция, Англия и Россия, совсем не желавшая иметь у себя под боком воинственных соседей. Конкуренты России умело разжигали войны на Кавказе, превращая обычные для таких регионов столкновения в религиозное противостояние кавказских народов.
К слову, подобные войны шли в то время и в Центральной Азии. Служба Толстого на Кавказе совпадает по времени с завоеванием среднеазиатских ханств, которые разбойничали на территории будущего Казахстана: угоняли и продавали на азиатских невольничьих рынках пленённых в набегах местных жителей, занимались барымтой — воровали и угоняли скот, выбивали из кочевников заккят (налоги), не имея на то никакого права. Ведь земли были под протекторатом России. Как и на Кавказе, в степи были построены укрепленные линии и крепости, предназначенные для защиты российских территорий от набегов кочевников. Крепости со временем превратились в прекрасные станицы и города, а линии протянулись через весь Кавказ и Сибирь.
Вскоре полк отправили в селение Старый Юрт (ныне Толстой–юрт) для прикрытия военного лагеря в Горячеводске. Конечно, братья выполняли свои служебные обязанности, но Л. Толстой с восторгом описывает в Дневнике и первые в стране курорты на горячих источниках, где братья побывали.
Впечатления о Кавказе лягут в основу множества более поздних произведений писателя. Все здесь теперь будет казаться ему особенным, а в рассказе «Набег» он напишет, что даже «лягушки на Кавказе производят звук, не имеющий ничего общего с кваканьем русских лягушек».
Это только кажется, что братья ведут рассеянный светский образ жизни. Лев Николаевич в то время упорно работает над своими первыми произведениями. Один из его сослуживцев с удивлением сравнивает братьев. Старший добродушный, общительный, разговорчивый и… ленивый увалень – младший кажется рассказчику несколько угрюмым, молчаливым, необщительным. «Сидит молча со своими книжками!» Видимо, тот офицер не знал не только, что читает Лев Толстой, но и что он пишет! А читали братья сочинения историков и философов, переводили Библию на русский язык, изучали говоры кавказских народов, их фольклор. Лев Николаевич первым записал песни чеченцев и заговорил на кумыкском языке, тогда межнациональном для всех кавказцев. И это в плюс к родному русскому, к двум европейским, на которых он свободно говорил с 6 лет, выучив их с гувернерами, и к турецко-татарскому, который изучал в Казанском университете. Все остальные языки Лев Толстой изучал самостоятельно уже взрослым. В результате английским, турецким и латынью владел практически в совершенстве. Позже к ним добавились болгарский и украинский, греческий, польский, чешский, итальянский и сербский. При этом для освоения нового языка ему могло понадобиться всего три месяца, иногда чуть больше.
Оба брата любили читать классиков в оригинале. Вот такие они были «ленивые увальни»!
Закончив автобиографическую повесть «Детство», Лев Николаевич отправил рукопись в самый популярный журнал середины 19-го века «Современник». Он скромно сопроводил рукопись разрешением редакторам сокращать его произведение.
Как он обрадовался, получив в сентябре 1852 г. девятый номер «Современника»! И как огорчился, увидев многие сокращения повести, которую он так тщательно доводил до блеска! Ведь книга была необычной для своего времени. В ней автор описал переживания, которые испытывают многие мальчики в детстве: первая влюблённость, чувство несправедливости, обиду, стеснительность взрослеющего ребенка.
Прочитав любезный отзыв Н. А. Некрасова, Л. Н. Толстой попросил редакторов больше так не сокращать его работы. Н.А. Некрасов пообещал выполнить его просьбу, как он объяснил своим коллегам, «боясь потерять молодого и талантливого автора».
«Детство» произвело фурор среди аристократических родственников Лёвочки. Тетки, братья, сестра, многочисленные кузины и знакомые были в восторге от новинки! Только одно смущало их: как неизвестный им Л. Н. Толстой узнал их секреты и смог так правдиво описать жизнь детей и их гувернеров?!
В журнал посыпались письма с восторженными отзывами о первой повести Льва Толстого. Успех вдохновил начинающего писателя. Свободного времени у братьев было достаточно много: война тогда несколько затихла, походы и набеги «на немирные аулы» редки. Толстые ходят «на охоты», изучают обычаи кавказцев, много читают и сами пишут «кавказские рассказы» или наброски к ним. Впечатления писателя о пребывании в Чечне встречаются во многих произведениях братьев Л. Толстых разных лет: в рассказах Льва Николаевича «Набег» (1853) «Рубка леса» (1855), «Кавказский пленник» (1872), в опубликованных позже «Казаках» и «Хаджи-Мурат» (1912) и в ряде других. Николай Николаевич помогает брату советами и… критикой.
Позже друзья будут шутить: «Лев Толстой служил на Кавказе два года, а писал о нем всю жизнь». Ну это они, наверное, от зависти! Более справедливы те, кто говорил, что Лев Толстой уехал на Кавказ легкомысленным юношей, а вернулся известным писателем.
Кунаки
Известна дружба Льва Николаевича с героями повести «Казаки», вернее, с их прообразами, например, с «дядей Епишкой» — 92-летним казаком Ерофеем Сехиным, его товарищем и проводником на охоте. Но мало кто знает о дружбе великого писателя с другими представителями кавказских народов.
Во время пребывания в Старом Юрте, Толстой подружился с молодым чеченцем — переводчиком Садо Мисорбиевым. Тот часто приезжал к военным перекинуться ними в картишки, но поскольку не умел считать и писать, его часто обманывали бывалые картежники. Возмущенный такой несправедливостью, Толстой сначала отговаривал Садо играть, но зная по себе о тщетности таких уговоров, предложил играть за друга. Это предложение горец принял с энтузиазмом. У юноши был богатый отец, но деньгами сына он не баловал, и тот вынужден был иногда промышлять «национальными видами спорта» — угоном скота, а порой и воровством.
О таких упрямых горцах писал еще М. Ю. Лермонтов (1814-1841), тоже в некоторой степени туляк: поместье отца поэта Ю. П. Лермонтова (1787-1831) его Кропотовка находилось в Ефремовском уезде Тульской губернии, а в самой Туле жила одна и трех теток Виолева, у которой гостил поэт, отправляясь в свою последнюю поездку на Кавказ летом 1841 года. До сих пор недалеко от Музея оружия находится здание бывшего военного училища, в котором учился отец поэта.
У Л. Толстого и С. Мисорбиева завязалась искренняя дружба. По местному обычаю, чтобы стать друзьями «навеки» (кунаками), Толстому нужно было сходить в гости к Садо и разделить с ним трапезу. Этот обычай для горцев очень важен и в некоторых семьях почитается до сих пор. После этого они становятся друзьями «на живот и на смерть», и один друг должен отдать другому самое дорогое, стоит тому только попросить.
Л. Толстой побывал в гостях у Садо, и тот предложил ему выбрать любой подарок из всего, что было в доме. Писатель из скромности выбрал уздечку. Садо посчитал это за обиду и буквально заставил гостя выбрать дорогую шашку. По словам самого Толстого в одном из писем, «стоила та шашка не меньше 100 серебряных рублей, что для бедняка Садо было настоящим богатством». Чтобы не остаться в долгу, Толстой подарил новоиспеченному кунаку серебряные часы, доставшиеся от брата.
В одном из писем Толстой мимоходом упомянул, что его лошадь заболела и он подыскивает новую. Узнав об этом, Садо привел другу своего коня. Как тот ни отказывался, подарок пришлось принять, чтобы не обижать кунака.
Однажды Л. Толстой получил от друга письмо, в котором находился разорванный вексель. Его писатель выдал одному сослуживцу после своего проигрыша на огромную сумму, а платить было нечем. Оставалось только продать Ясную Поляну. Но кунак Садо спас для друга его поместье: усадьбу не пришлось продавать.
Друзья переписывались много лет. В одном из писем Садо сообщил другу, что «дядя Епишка» (герой повести «Казаки»), гуляет по станице в подаренном ему Толстым при прощании шелковом халате. А сам кунак Садо рассказывал Николаю Николаевичу, как он скучает без друга. Лев Николаевич в то время уже воевал в Крыму.
«Я знал Льва Толстого и его семью». Так назвал горец Магомед Эфендиев свою книгу, изданную в 1964 году — всего 3 тыс. экземпляров, хотя события, описанные в ней, произошли еще в 1907 году – за три года до ухода Льва Николаевича Толстого из родной ему Ясной Поляны.
Однажды в Крапивинском уезде…
…Однажды «помещик тульский и Крапивинский» Лев Николаевич Толстой приехал на тульскую станцию Шёкино за корреспонденцией, которая тогда приходила знаменитому на весь мир писателю мешками. С той же целью находился на станции общественный деятель Крапивинский городской голова купец Егор Иванович Юдин.
Давно знакомые пожилые люди поговорили о том о сём и уже собирались разъехаться, как Егор Иванович сказал сопровождающему его юноше: «Смотри, Магомед, и запоминай! Будешь внукам рассказывать, что видел самого Льва Толстого».
Старик с длинной седой бородой обернулся, увидел совсем молодого человека в кавказском, как сказали бы в казахских степях, чапане, автор назвал его «кавказской форменной одеждой». Писатель стал расспрашивать юношу. Кто он? Как оказался в Крапивне? Чем здесь занимается?
— Этот юноша лезгин из далёкого горного дагестанского села, — ответил за него Юдин. — Сейчас он мой помощник по хозяйственным делам, а до того находился в городской тюрьме.
Лев Николаевич с интересом посмотрел на Магомеда, а затем вновь повернулся к Юдину.
— А по какому же делу он находился под стражею? – спросил писатель.
— По делу об убийстве своего земляка, — ответил Юдин.
— Вот как! – неопределённо произнёс Лев Николаевич. – А сможет ли он общаться на русском языке, если я поговорю с ним?
Магомед вспомнил рассказы своих попутчиков — арестантов о писателе, который защищает их права. И вот теперь, увидев лично писателя Толстого, Магомед растерялся и стоял молча.
— Знаешь ли ты грамоту? – спросил у него Толстой.
— Нет, — ответил Магомед. – Немного читаю на арабском. Брат научил.
— А хотел бы научиться грамоте? Хочешь ли ты научиться читать?
— Да, очень хочу, — ответил Магомед, хотя раньше об этом и не задумывался».
Все это Магомед Эфендиев написал, конечно, гораздо позже — в 1930-е гг.. — в автобиографической книге «Я знал Льва Толстого и его семью». А тогда, в 1907 году, он и не предполагал, что эта случайная встреча изменит его жизнь.
Судьба мальчика была трагической. Он родился 25 сентября 1891 года в селе Ашага-Цинит в Дагестане. Ему не исполнилось и четырёх лет, когда умерли родители. Воспитанием маленького брата стала заниматься его сестра Фатьма. Школы в ауле не было, поэтому старший брат сам учил мальчика арабскому языку и арабской грамоте. Что достаточно, чтобы стать, например, муллой. Но, не правда ли, что судьбы Льва Николаевича и юного Магомеда Эфендиева были похожи? Только один граф, а другой – простой горец. Оба рано осиротели. Обоих воспитывали родственники. Оба любили охоту и оружие.
22 марта 1906 года судьба 14-летнего Магомеда резко изменилась. Во время празднования навруз-байрама произошёл несчастный случай: был убит случайным выстрелом из револьвера зять мальчика. В селе было запрещено стрелять во время праздников, но старшие разрешили молодёжи «повеселиться». Никто не мог предположить, чем это «веселье» закончится.
Четверых предполагаемых убийц арестовали и закрыли в сельской тюрьме. В их числе оказался и Магомед. Некоторых задержанных постепенно отпустили на поруки, а М. Эфендиев оставался под стражей еще 25 дней. Потом, считая себя невиновным, Магомед ночью убежал из тюрьмы. Он и не предполагал, что именно в ту ночь «кровники» разделались с убийцей. Соседи сразу сообщили в полицию, где находится беглец. А он спал дома сном праведника. Разбудили юношу стражники, окружившие его дом, и снова водворили в тюрьму… Потом — суд и приговор: за побег — 12 лет ссылки под надзор полиции в Тульскую губернию, в город Крапивну.
Почти полгода юноша жил в тюрьме в ожидании, когда соберут этап для отправки к месту ссылки, и довольно долго находился в компании самых разных нарушителей законов: драчунов, пьяниц, воров, бродяг и других неуважаемых сограждан. Правда, выяснилось, что «узилище» — неплохое образовательное учреждение. Там юноша впервые услышал о графе, который «проверяет у арестантов обувь и ноги, записывает всех на бумажку, а иногда дарит деньги». Там же юный узник немного научился говорить по-русски (легко представить, что это был за язык!).
В маленькой Крапивне заключенных использовали в мирных целях. Их выводили на разные общественные работы. Они обслуживали сады и огороды, следили за чистотой в городке. Местные жители тоже нанимали их на работы по хозяйству. Так и Магомед довольно скоро стал истопником в доме того самого купца Юдина, который познакомил юношу «со стариком с длинной бедой бородой».
Лев Николаевич снова появился в Крапивне примерно через месяц. Писатель не мог остаться равнодушным к судьбе молодого человека из Дагестана, заплатил уряднику и поручил сыну Андрею Львовичу привезти узника в Ясную Поляну. Там Магомеда встретили очень радушно. Ему отвели комнату во флигеле Кузминских, где всегда останавливалась любимая сестра Софьи Андреевны Татьяна. Полжизни Таня (прообраз Наташи Ростовой) тоже прожила на Кавказе. Было с кем поговорить о родине! Юношу познакомили с постоянными обитателями знаменитого дома в Ясной Поляне.
Началась тяжелая для неграмотного юного лезгина работа. Лев Николаевич попросил свою старшую дочь Татьяну Львовну заниматься с ним русской грамматикой. Позже к процессу обучения Магомеда подключились доктор Д. Маковицкий и учителя яснополянской школы. Но дело продвигалось медленно. Легче давалось рисование, которому учили юношу Татьяна Львовна и сын писателя Лев Львович, вернувшийся из Парижа, где занимался у самого Родена. Результатом этого обучения стали 8 картин, которые написал М. Эфендиев в стиле наивного искусства: «Первая встреча», «Толстой выезжает на охоту», «Толстой разговаривает с крестьянами», «Отъезд Толстого из Ясной Поляны» и др.
Л. Н. Толстой при всей своей занятости постоянно интересовался ходом обучения, спрашивал, о чём пишут родственники, как они себя чувствуют. Радовался, если Магомед рассказывал о давних знакомых писателя. «Не скучай, не теряй бодрости, — говорил он своему воспитаннику, — всё у тебя впереди. Постепенно научишься всему и будешь разбираться что хорошо, что плохо. Только не поддавайся светскому соблазну! Теперь тебе нужно учиться и учиться!»
Л. Н. Толстой иногда брал с собой на конные прогулки Магомеда, постоянно беседуя с ним: «Каждый человек — алмаз, который может очистить или не очистить себя», — внушал молодому человеку великий писатель.
Впереди у Магомеда было четыре года счастливой жизни в Ясной. Он подружился с младшим сыном писателя Андреем Львовичем, который выделил ему лошадь из своей конюшни. Вместе парни ездили на охоту. Вместе охраняли имения Толстых. Времена–то были… революционные. Ночами в Капивенском уезде пылали деревни. Софья Андреевна очень боялась, что и Ясную постигнет такая же участь. Чтобы сохранить усадьбу, жена Льва Николаевича попросила Магомеда найти надежных сторожей. Нашли… Видимо, земляков юноши. Но когда писатель, противник войны и собственности, узнал, что некоторые сторожа плетками гоняют крестьян, ворующих в графских лесных угодьях сухостой, разразился такой скандал, что примирить еще недавно любящих мужа и жену близким казалось невозможным.
Еще молодым, Лев Николаевич говорил жене, что жизнь семьи похожа на чистый лист бумаги, на котором каждая ссора делает надрезы. Чем глубже надрез, тем скорее развалится семья. Видимо, к осени 1910 года накопилось так много таких «надрезов», что Лев Николаевич решил втайне от жены уйти из дому. Последний, кто видел Толстого, покидающего Ясную Поляну, был его юный друг Магомед, с которым он и попрощался.
В траурной процессии, в день похорон, за гробом писателя шёл «юноша в кавказской одежде». Это был Магомед Эфендиев.
После смерти Л. Н. Толстого тульский губернатор вновь отправил горца под надзор полиции. Но на его защиту встала Софья Андреевна. Она попросила свою давнюю подругу, внучку генералиссимуса А. В. Суворова, Л. В. Хитрово, взять юношу на поруки. Магомед Эфендиев переехал в имение Кончанское, где А. В. Суворов тоже отбывал ссылку при императоре Павле. Там Магомед принимал участие в реставрации работ молодого Суворова, которые были отправлены в музей полководца в Петербурге.
Только после революции 1917 г., после 11 лет ссылки, Магомед Эфендиев возвратился в родной Дагестан. Прежде, чем навсегда покинуть Россию, он приехал в Ясную Поляну проститься с близкими Учителя. Он, «юноша в кавказской одежде», долго стоял над небольшим холмиком.
После возвращения на родину Магомед Гамидович Эфендиев трудился на разных государственных постах. Его книга «Я знал Льва Толстого и его семью», изданная в 1964 году в Махачкале, сейчас — библиографическая редкость, но его внуки бережно хранят архив своего предка, в котором есть письма Толстых и мемуары их деда.
Подробнее об истории города читайте в нашем проекте Исторический Петропавловск