В редакцию Петропавловск.kz обратился уроженец села Комаровка ныне Айыртауского района Северо-Казахстанской области. Василий Зюзин написал книгу «Жизнь прожить – не поле перейти». В первом томе автор рассказал о жизни в Северном Казахстане в годы Великой Отечественной войны и в послевоенную десятилетку, о выборе профессии агронома, об истории родного края, где он трудился. В 1990-ые годы Василий Никитович с семьёй переехал в Германию, где создал и опубликовал автобиографический труд. Мы уверены, что достоверное повествование автора будет интересно и познавательно не только для старшего поколения, но и для современной молодёжи.
В преддверии празднования Дня Победы мы сделали подборку материалов из книги Василия Зюзина, которые ярко иллюстрирует жизнь людей в сёлах на севере Казахстана в тяжёлые военные и послевоенные годы. Особенно выразительно раскрыты судьбы детей, которые трудились наравне со взрослыми, зарабатывали на скромное пропитание; радовались валенкам, потому что, наконец, можно было выйти из дома; и в подростковом возрасте брали на себя ответственность за жизнь малолетних братьев и сестёр.
Об авторе
Василий Никитович Зюзин родился в селе Комаровка 12 июля 1939 года в семье родителей – колхозников. Его предки в 1907 году переселились в красивейшие и богатые плодородной землёй места Синегорья в 1907 году из Пензенской губернии. Сюда по реформе Столыпина переезжали семьи из малоземельных районов европейской части страны. На этом месте в 1908 году образовалась деревня Комаровка. Она существует по сей день. Возможно, кто-то из жителей села узнает своих родных в историях, описанных автором книги.
В самом начале Великой Отечественной войны двухлетний Василий с сестрой и братом остались круглыми сиротами. Дети выжили лишь потому, что «мир не без добрых людей». Больше всего он благодарен сестре Татьяне, которая в свои 13 лет после смерти матери заменила младшим братьям родителей, не дала родному деду отправить мальчиков в детский дом.
Отметим, что первую главу книги «Родное моё село» Василий Зюзин написал на основе рассказов родных и близких и своих детских воспоминаний.
Желаем приятного прочтения!
Родное моё село
«… Комаровка расположена, конечно же, на красивом месте среди берёзовых перелесков, небольших озерков и болот, заросших камышом и осоковыми травами. Село находится в такой глубокой низменности, что оно даже в ясную погоду не просматривается с самых высоких Айыртауских сопок, хотя все соседние сёла хорошо видны. Надо полагать, что здесь находилась глубокая впадина древнего моря, так как на небольшой глубине во многих местах в селе и её окрестностях расположены залежи белой глины с вкраплинами морских ракушек.
После того, как во время работы на сенокосе у одной молодой матери грудного ребёнка до смерти искусали комары, так как он остался без присмотра и распеленался, село стали называть Комаровка.
Комаровка быстро заселялась приезжими крестьянами из многих губерний России. Село особенно бурно развивалось до Гражданской войны, когда численность населения в нём достигала 500 человек. Это было связано ещё и с тем, что, кроме вышеперечисленных льгот, переселенцам уже на месте выделялся на постройку дома и двора бесплатный деловой лес в определённых лимитах, а также денежные средства на покупку коровы, для вспашки целинной земли и приобретение семенного материала. Даже во время Первой мировой войны продолжалось переселение людей. Так, семья Зюзина Ивана Ивановича, нашего деда по отцовской линии, с моим семилетним отцом прибыла в Комаровку из села Аршиновка Пензенской губернии уже в 1915 году. Случалось, что поселенцев не устраивали условия жизни в этих краях, и они возвращались на прежние места проживания. Но это была меньшая часть приехавших. Я как-то спросил своего деда, хотел бы он вернуться на родину. Он мне весьма корректно ответил: «Что я там ржаного хлеба не кушал».
Так, в семье моего деда родились 12 детей, а выжили только трое: это старший брат матери Степан, парнем мобилизованный в колчаковскую армию, в которой его убили под Курганом, и младший брат Иван, добровольцем ушедший на фронт и восемнадцатилетним юношей погибший во Второй мировой войне, вследствие этого к концу войны осталось у него всего нас трое внуков.
Двухлетним ребёнком не запомнил, как уходил в начале июля в 1941 году на войну мой отец Никита Иванович Зюзин, которого природа, по словам хорошо знавших его односельчан, наградила большим чувством юмора, ещё он был одним из первых трактористов на селе. На его тракторе с железными колёсами на шпорах в войну работала моя кузина Мария Зюзина, а после войны — зять Григорий Лягин. Также не помню моей 34-летней матери Екатерины Ивановны Зюзиной, простудившейся на колхозной работе, и маленькой сестрёнки Анечки, умерших весной 1942 года. В памяти не остался и случай, когда осенью 1942 года была получена так называемая в народе «похоронка», а именно: извещение на имя сестры Татьяны, в котором сообщалось о гибели нашего отца.
Первые жизненные события, сохранившиеся в моей памяти, — это насильственное изъятие остатков зерна и муки в нашей семье. В первой комнате дедовского дома в углу стоял ларь, внутри которого хранились хлебные запасы, и мы с братом ночевали на нём. Однажды ранним утром вошла в дом комиссия, нас, ещё сонных, подняли и стали для нужд фронта выгребать зерно, остатки ещё рекордного урожая 1938 года. Дед умолял этих людей, хотя бы немного оставить для военных сирот, но они забрали всё дочиста. Были случаи, когда у людей отбирали булки прямо из печки, якобы на сухари солдатам.
Помнятся разговоры женщин на посиделках, около которых мы, дети, любили крутиться и с любопытством слушать их воспоминания. Шёл разговор даже о Гражданской войне, когда им было по 14-16 лет. О том, что в нашем селе стоял небольшой колчаковский отряд, а в Кривозёрном (ныне Саумалколь) уже находились красноармейцы. В один день группа красных на конях подъехала к Комаровке и с пулемёта застрочила вверх над домами. Колчаковцы в панике уехали в Антоновку, где квартировал их основной штаб. Красноармейцы промчались по основным улицам и, убедившись в том, что выгнали белых, стали возвращаться к себе, но один хромой колчаковец спрятался во дворе Саженевых и потом из-за угла выстрелил из винтовки в спину командира отряда Володарскому, который по дороге в отряд скончался от раны.
Шёл разговор также о коллективизации, о ликбезе (мероприятии по ликвидации безграмотности) в Комаровке. Особенно много разговоров было о текущей войне, к примеру, что случится, если победит Гитлер. Женщины приходили к выводу, что в таком случае не будет колхозов. Хорошо запомнился митинг около сельсовета в честь победы. Только мне было тогда по-детски совсем непонятно, почему взрослые люди в такой долгожданный и радостный день сильно плакали.
Хорошо помню похороны в феврале 1945 года моей славной бабушки Агафьи Клементьевны Фроловой, когда сельские женщины за ту доброту, которую она сделала при своей жизни, не дали везти её в гробу на конских санях, а понесли на руках по сугробам на кладбище.
Надо признать, что жертвами войны стали не только те, кто в длинном списке фамилий высечены на памятнике в центре села. Они только меньшая часть, а большая — это преждевременно ушедшие из жизни люди, заболевшие в самом селе легко излечимыми болезнями, но умершие от отсутствия медицинской помощи, так как на фронт ушли большинство медработников и лекарственных средств. Наша семья за четыре года войны потеряла пять человек, из них трое раньше времени умерли дома. В других семьях ещё больше таких фактов, особенно у немцев, высланных в наши сёла.
Мы же, малолетние сироты войны, остались живыми, конечно же, благодаря труду дедовской семьи. В годы военного лихолетия, да и несколько лет после окончания войны, население в сёлах выживало за счёт выращенных овощей и картофеля на своих больших огородах, площадь которых разрешали в тот период иметь для семьи до пятидесяти соток. Трудолюбивая семья моего деда, например, кроме большой площади картофеля, лука, чеснока, гороха, выращивала ещё на довольно-таки значительной части огорода коноплю. После специальной обработки её стеблей, как длительное вымачивание в болотной воде и затем их высушивание, необходимо было за счёт трудоёмкой работы выделить из них пеньку. Прядильное волокно конопли, в первую очередь, шло для изготовления на домашних станках холста и веровины, без которых тогда в сельской жизни нельзя было обойтись. Получая неплохие урожаи на своём огороде, мой 70-летний дед большую часть продукции с него увозил на попутных машинах для продажи на володарском и кокчетавском рынках.
После победы случалось, что многие демобилизованные с войны солдаты шли пешком от села к селу домой. Один из таких солдат попросился к нам в дом, чтобы испечь несколько своих картофелин, и я с большим любопытством наблюдал за ним, замечая, что он был очень голоден, так как не стал дожидаться полной готовности картошки и начал её есть полуиспечённую. Мой дед извинился, что не может предложить ему хлеба. На всю жизнь мне запомнились тогда слова солдата: «Ничего, ничего, скоро станет так много хлеба, что будет ешь — не хочу». Дед ещё долго иронизировал над его словами, приговаривая, что в России ещё не было такого времени, чтобы имелось хлеба «ешь — не хочу». Но, слава Богу, вещие слова этого оптимиста-солдата после поднятия целины исполнились, и людям в деревне не приходилось больше есть лепёшки из горькой сурепки, а в городах занимать в хлебных магазинах очереди с двух часов ночи, как нам с сестрой в Караганде в 1954 -1955 годах за покупкой двух булок серого хлеба.
Особенно голодно становилось к весне, когда заканчивались продуктовые зимние запасы. Первым спасением являлся весенний сбор колосков на прошлогодних посевах пшеницы. При первых проталинах дети и женщины, как муравьи, разбегались по полю, зачастую для этого выжженному, и подбирали каждый колосок, потерянный при осенней уборке. Ещё приходилось весной специально перекапывать огороды, чтобы выискать оставшуюся в земле мёрзлую картошку, пюре из которой можно было проглотить только через силу. Потом здорово выручали дикорастущие лук, щавель, чеснок, дудки лесного борщевика. В пищу нередко шли листья лебеды и крапивы. Настоящим деликатесом были жареные на сковородке печерицы (шампиньоны обыкновенные), найденные на перегнойных почвах по пустырям.
Где-то в конце 40-х годов колхоз выдавал на трудодни семена сорнополевой сурепки, полученных после очистки зерна, из которых выпекались абсолютно чёрные и сильно горькие лепёшки.
Известно, как тяжело было выполнять натуральные сельхозналоги, возложенные на семьи колхозников по многочисленным статьям. Мне неоднократно приходилось относить домашнее молоко в счёт налога на колхозную молоканку, которая находилась в начале Пермятской улицы. На всю жизнь запомнил случай, когда агент министерства заготовок Константин Спирин за недоимку по налогам конфисковал моего любимого коня. Плача горючими слезами, я бежал через всю Комаровку, умоляя этого жестокого человека, не забирать нашу рабочую лошадь…».
Продолжение подборки из книги
Василия Зюзина «Жизнь прожить – не поле перейти»
Истории детей Великой Отечественной войны на севере Казахстана. Село Комаровка. Часть 2
Подробнее об истории города читайте в нашем проекте Исторический Петропавловск