Тайна гибели Николая Кузнецова

О подвигах агента-ликвидатора, внедренного в Ровно под легендой обер-лейтенанта Пауля Зиберта, мир узнал из мемуаров полковника Медведева, изданных в СССР в 1948 году. Образ бесстрашного героя, хладнокровно отстреливающего нацистских главарей, не мог не понравиться читателям… Нобелевский лауреат Фредерик Жолио-Кюри назвал Кузнецова «самой сильной и привлекательной личностью среди плеяды борцов против фашизма… великим гуманистом, уничтожавшим тех, кто хотел уничтожить человечество».

В активе удачливого разведчика – множество ценных сведений, добытых в тылу врага. Он первым отправил в Москву схему «Волчьего логова» – секретной ставки Гитлера под Винницей. Информация была получена от курьера рейхскомиссариата Украины майора Гаана, захваченного в плен группой Кузнецова 7 февраля 1943 года. Через шесть месяцев – новый грандиозный успех: достоверные сведения об операции «Длинный прыжок» (готовящемся покушении на Черчилля, Рузвельта и Сталина). Гитлеровские диверсанты планировали уничтожить их во время Тегеранской конференции. Однако, благодаря Кузнецову, теракт удалось предотвратить.

Смерть главарям убийц!

Кроме сбора ценной информации, разведчики Медведева занимались ликвидацией военных и гражданских руководителей оккупационной администрации, организующей «охоту» на партизан и репрессии против мирного населения. Большая часть этой опасной работы легла на плечи Кузнецова. Только в Ровно он уничтожил девять важных «объектов», в числе которых был организатор «восточных батальонов» генерал-майор Макс Ильген.

Однако не все «акции» проходили гладко. Особенно не везло Кузнецову с «главными палачами» Украины – рейхскомиссаром Эрихом Кохом и его первым заместителем Паулем Даргелем. Предварительное наблюдение показало, что убить Коха может лишь агент-смертник и Кузнецов готов был на это пойти. Он предпринял две попытки, но успеха не добился – охрана действовала безупречно, и шансов на удачный выстрел не представилось.

Даргеля оберегали не так тщательно, и 20 сентября 1943 года Кузнецов попытался его застрелить. Однако по ошибке убил другого заместителя Коха – Ганса Геля, отвечавшего в рейхскомиссариате за финансовые вопросы. Внешне он был похож на Даргеля, которого Кузнецов видел лишь на фотографиях. Через 10 дней разведчик повторил попытку. Охрану за это время усилили, и ему пришлось воспользоваться гранатой. Даргеля, потерявшего обе ноги, отправили в Берлин на самолете, а Кузнецову с ранением плеча пришлось отлеживаться на конспиративной квартире.

16 ноября 1943 года он провел последнюю «акцию» в Ровно – ликвидировал Альфреда Функа, возглавлявшего юридический отдел рейхскомиссариата. Фронт уже приближался к Ровно, и оккупационные власти начали перебираться во Львов. Готовилась к отъезду и группа Кузнецова.

Гитлеровцы к тому времени узнали, что «охоту на генералов» ведет какой-то обер-лейтенант, и Медведев решил повысить Зиберта в звании. Врач Альберт Цессарский изготовил в партизанском лагере поддельную печать и на украденной у немцев машинке внес изменения в документы. Сделано все было так искусно, что немцы ни разу не усомнились в подлинности бумаг.

С Кузнецовым во Львов отправились двое партизан – Иван Белов и Ян Каминский. Они уже участвовали в совместных акциях. Белов был опытным шофером, и его мастерство не раз помогало группе выпутаться из сложных переделок. У Каминского во Львове имелось множество знакомых и родственников. До прихода в отряд Медведева он был боевиком группы «Блеск», входящей в состав Армии Крайовой. Надо сказать, что в Ровно советские и польские подпольщики дружно боролись против немцев, помогая друг другу информацией, техникой и оружием. Но когда группа Кузнецова перебралась во Львов, ситуация начала меняться в худшую сторону.

Чем дальше фронт двигался на запад, тем прохладнее становились отношения с поляками. Кузнецов и его спутники готовились к переезду в Краков – вслед за отступающими немцами, а Армии Крайовой русские разведчики в Польше были не нужны… Ситуация осложнялась тем, что львовские явки, полученные Кузнецовым от Медведева, оказались провалены, а хозяева конспиративных квартир сидели в тюрьме. Разведчикам пришлось остановиться у родственников Каминского и действовать, опираясь на его связи в Армии Крайовой.

Несмотря на трудности, начатое в Ровно уничтожение оккупантов успешно продолжалось. Во Львове были ликвидированы шеф правительства дистрикта Галиция Отто Бауэр и начальник канцелярии генерал-губернаторства доктор Генрих Шнайдер. Однако проблемы в отношениях с поляками продолжали нарастать… Документы, изготовленные подпольем, не выдерживали проверок.

Допрошенный после войны начальник Львовского гестапо гауптштурмфюрер СС Краузе рассказал, что 31 января 1944 года Пауль Зиберт предъявил в штабе люфтваффе удостоверение, содержащее фразу: «…капитан полиции безопасности уполномочен…». Эти слова насторожили подполковника Ганса Петерса. Как всякий грамотный штабист, он знал, что в полиции безопасности нет капитанов – есть гауптштурмфюреры СС.

Петерс попросил Зиберта подождать и вышел из кабинета с удостоверением в руках. Заподозрив неладное, посетитель двинулся следом. В коридоре произошло вооруженное столкновение, в котором был убит ефрейтор Зайдель. Кузнецову удалось скрыться. Удостоверение он унес с собой. Петерс получил смертельное ранение, но успел сказать гестаповцам: «В меня стрелял капитан Зиберт». Это был полный провал…

Из Львова в Борятин

Кузнецову требовались новые документы и легенда. О том, чтобы изготовить их во Львове, нечего было и думать. Единственная надежда – на помощь из Москвы. Выждав несколько дней, разведчики двинулась на восток.

Утром 12 февраля к шлагбауму, установленному у села Куровицы, что в 18 километрах от Львова, подъехал темно-серый «пежо». В машине было трое военнослужащих в форме вермахта. Командовавший жандармами майор Кантер потребовал предъявить документы и разрешение на выезд из Львова.

Разрешения у Кузнецова не было, и он выхватил парабеллум. Кантер получил две пули в грудь, а с заднего сидения «пежо» по жандармам ударил МР-40 Каминского. Снеся шлагбаум, Белов погнал машину вперед. «Пежо» быстро набрал скорость. Опомнившись, немцы открыли по нему огонь из карабинов, но разведчики скрылись за поворотом.

Дождавшись подкрепления, жандармы бросились в погоню. «Пежо» с простреленными скатами обнаружился в 800 метрах от поста. Бросив его, разведчики забрали у ехавшего навстречу крестьянина пароконную повозку и свернули к лесу. Лошади через размокшую пашню прошли, а машины немцев забуксовали. Преследование пришлось прекратить.

Через несколько дней в Ганечевском лесу разведчики встретили партизан. Костяк отряда составляла группа львовских беженцев-евреев. В основном это были женщины и дети, прятавшиеся от немцев в глубоком овраге. Здесь же находился партизанский лазарет для больных и раненых. Охрану несла группа еврейской самообороны, возглавляемая Оиле Баумом. Состояла она по большей части из стариков и подростков.

В лазарете лечились от тифа бойцы отряда Медведева – Василий Дроздов и Федор Приступа. Они подтвердили Бауму, что троица в немецкой форме – партизанская разведка. Воспользовавшись передышкой, Кузнецов написал подробный отчет о львовском периоде своей работы. И это – последний достоверный факт из его биографии. Все, что было дальше, находится в области предположений, версий и гипотез…

По одной из них Кузнецов, Белов и Каминский планировали перейти линию фронта, но остановились на отдых в селе Борятин, где погибли в стычке с бандеровцами. По другой – в Борятине разведчики оказались не случайно. Они шли именно в это село, поскольку там, в хате Степана Голубовича, планировалась встреча со связными от Медведева. Те должны были забрать отчет Кузнецова, снабдить его группу новыми документами и обеспечить радиосвязь с Москвой.

За первую версию говорят показания, полученные в ходе следствия в 1944-1959 годах от выживших участников столкновения в Борятине: хозяев хаты и боевиков УПА из роты «Гуцулка». За вторую – явные нестыковки в их словах и общая логика развития событий.

По рассказам очевидцев

Хозяин хаты Степан Голубович утверждал, что в ночь с 8 на 9 марта, примерно около 12 часов, они услышали лай собаки. Жена вышла во двор, а вернувшись, сообщила, что из леса к дому идут люди. Вскоре раздался стук в дверь. Когда ее открыли, в дом вошли две в немецкой форме: офицер и солдат. Жена зажгла свет. Немцы спросили: нет ли в селе большевиков или бандеровцев? Хозяева ответили отрицательно. Немцы попросили закрыть окна и дать какой-нибудь еды. Голубович выставил на стол хлеб, сало и молоко.

Неизвестные ели спокойно, но автоматы и портфель держали при себе. Через полчаса в комнату вошел боевик УПА по кличке «Махно» с винтовкой на плече и «трезубом» на шапке. Он молча пожал неизвестным руки и сел рядом с хозяином. Через пять минут в хату прошли еще восемь или девять бандеровцев. Один из них приказал хозяевам выйти, но другой крикнул «Не нужно!» и из хаты никого не выпустили. Затем кто-то из «гуцулов» по-немецки приказал неизвестным поднять руки.

Офицер спросил, не украинская ли это полиция. «Гуцулы» ответили, что они из УПА. Держа неизвестных под прицелом, бандеровцы несколько раз кричали по-немецки «Руки вверх!», требовали сдать оружие, но немцы с автоматами расставаться не спешили. Наконец бандеровцы опустили винтовки. Один из них подошел к немцам и попросил отдать оружие по-хорошему. Офицер протянул ему свой автомат. Затем то же самое сделал и солдат. Казалось, конфликт разрешился. С начала встречи к тому времени прошло уже минут тридцать. На столе стали крошить табак, мастерить самокрутки.

Офицер попытался прикурить от керосинки, но вдруг затушил ее – случайно или нарочно, Голубович не понял. Бандеровцев это не насторожило, ведь в углу у печки горела вторая лампа. Офицер опустил руку в карман. Голубович решил, что за зажигалкой. В следующую секунду он увидел, как нырнул под койку солдат. Бандеровцы в панике кинулись прочь от стола. Они изо всех сил налегли на дверь, забыв, что та открывается вовнутрь. Грохнул взрыв, полыхнуло пламя… Под напором десятка тел дверь вывалилась наружу вместе с косяком.

Офицеру оторвало кисть правой руки, он получил тяжелые ранения в голову, грудь и живот, от которых через несколько минут скончался. Солдат выбил плечом окно и, подхватив портфель, выскочил на улицу. Минут пять оттуда доносилась сильная стрельба из винтовок, потом все стихло.

От взрыва пострадали жена и мать Голубовича. К счастью, оба ранения оказались легкими. Семья ушла ночевать к соседу, а утром, когда они вернулись, солдат лежал мертвым у ограды в одном белье. Трупы вывезли на телеге и закопали в снег у ручья, накидав сверху хвороста.

Через неделю в село вошли отступающие немцы и стали готовить его к обороне. Обнаружив труп в форме офицера вермахта, они пригрозили сжечь «бандитское гнездо». Испугавшись расправы, крестьяне рассказали, что убившие офицера бандеровцы лечатся от ран у Григория Росоловского в соседнем селе Черница. К тому времени из четырёх посеченных осколками «гуцулов» трое вернулись в роту. В доме Росоловского немцы нашли только одного раненого и санитарку Стефанию Колодинскую. Их закололи штыками, а труп Кузнецова перезахоронили в другом месте. Его могилу удалось найти только через 15 лет.

Показания бандеровцев в целом повторяют рассказ Голубовича. Различия только в числе задержанных в хате немцев. Боец «Гуцулки» Петр Куманец утверждал, что их было двое. Его соратник Петр Якимов говорил о троих. Если верить словам «гуцулов», граната в руках офицера взорвалась случайно, причин для самоубийства у него не было. Ведь все знали, что «бродячих» немцев бандеровцы обычно отпускают, забрав оружие.

Казалось бы, ситуация яснее ясного. Гибель группы Кузнецова – трагическая случайность. Однако не стоит забывать, что очевидцы в данном случае – не сторонние наблюдатели, а активные участники событий… И рассказывали они о том, что случилось в Борятине, не историкам или журналистам, а сотрудникам госбезопасности. А значит, были в этом деле заинтересованной стороной.

Признай Голубович, что в его доме Кузнецова ждала бандеровская засада, и у следователей возникнет вопрос: «Почему же вы не предупредили о ней советских разведчиков?» Так из свидетеля трагедии он мог превратиться в соучастника преступления. А нужно ли это бедному крестьянину? Вопрос риторический. С бандеровцами еще проще. Если столкновение в Борятине было не случайным, если боевики «Гуцулки» ждали группу Кузнецова, их действия можно трактовать, как преднамеренное убийство двух и более лиц. Статья, по тем временам, подрасстрельная.

Однако тенденциозность показаний – не единственная проблема этой версии. Есть и другие. Расставаясь с отрядом Баума, Кузнецов взял с собой двух проводников – подростков Самуила Эрлиха и Марека Шпильку. Но чтобы идти к линии фронта, провожатые не требуются. Шагай на восток – не ошибешься. А вот если нужно в конкретное село, да так чтобы с домом не промахнуться, без проводников не обойтись.

Еще более странным кажется выбор «места для отдыха». Не будем забывать, что в провожатых у Кузнецова – местные евреи. Прятаться в лесах им нужно не только от немцев, но и от УПА. А поговорка «Борятин-Черница – бандеровская столица» появилась в те годы не на пустом месте… Так что к хате Степана Голубовича подростки могли привести Кузнецова только в одном случае – если он их об этом попросил. Дошли до околицы, рассказали, как нужный дом найти… И в обратный путь. Подальше от бандеровцев.

Альтернативная версия

Но как в УПА узнали, где и когда нужно ждать Кузнецова? И почему так сильно старались захватить его живым? На второй вопрос ответить не сложно: Степан Бандера сидел в это время в немецкой тюрьме, и боевиками-националистами руководил Никола Лебедь. Формально считалось, что УПА воюет и с немцами, и с русскими. На практике – бандеровцы всегда готовы были поддержать гестапо в борьбе против советских партизан. Существует мнение, что группу Кузнецова Лебедь собирался обменять у немцев на своих родственников, сидевших в концлагере. Этот план ему удалось выполнить частично. Бандеровцы сообщили в гестапо о гибели Кузнецова и представили его отчет, как доказательство. Немецкие власти смягчили режим содержания заключенных, но из лагеря их не выпустили.

Откуда поступила информация о планирующейся встрече со связниками – вопрос более сложный. Для ответа на него нужно вспомнить, что сотрудничество Медведева с Армией Крайовой – не местная инициатива, а частный случай взаимодействия советской разведки со спецслужбами союзников. Соглашение с Англией в этой области было подписано уже в августе 1941 года. В сентябре к нему присоединились эмигрантские правительства в Лондоне. Стороны обязались оказывать друг другу помощь в обмене информацией по Германии и ее сателлитам, координировать проведение диверсий на оккупированных территориях, заброску агентов в тыл врага и организацию радиосвязи с ними.

Для координации совместных действий в Москве и Лондоне учреждались особые миссии. Уже в сентябре 1941 года в СССР прибыла группа британских разведчиков во главе с Джорджем Хиллом. Его партнером по оперативной работе в Москве стал генерал-майор госбезопасности Гайк Овакимян. Советскую миссию в Лондоне возглавил Иван Чичаев. В помощь ему англичане выделили группу полковника Гейскелла.

За период действия соглашения с 1941 по 1945 годы с Британских островов на континент были заброшены десятки наших агентов, многие из советских разведгрупп вели радиопередачи на Англию, а уже откуда – через миссию Чичаева – информация шла в Москву. Британские разведчики с территории СССР забрасывались реже – в основном в Польшу и Прибалтику, в другие регионы из Англии и ее колоний лететь было ближе. Плодотворным оказалось советско-британское сотрудничество в Иране и Афганистане, где резидентуры стран Оси (Рим-Токио-Берлин) были выкошены под корень.

Однако постепенно в отношениях с союзниками начали накапливаться проблемы. Уже в апреле 1942 года Чичаев написал в Москву: «Затягивание заброски, отказ снабжать нас немецкой документацией, нежелание производить переброску в отдаленные районы, наконец, повторение несчастных случаев – все это выглядит подозрительно и свидетельствует о саботаже». Англичане пытались перевербовать советских агентов, намеренно портили им документы… К концу 1943 года удачные заброски из Англии прекратились. Их сменили записи на полях: «Высажен, но связи нет».

Эмигрантское правительство Польши шло в кильватере политики Лондона, а по части антисоветизма – старалось ее превзойти. Сорвать планы Кузнецова, «случайно» испортив ему документы, Армии Крайовой было недостаточно. Талантливого разведчика требовалось погубить, и лучше всего – руками бандеровцев. Для этого нужно было выбрать «удачное» место для встречи со связными и слить информацию о нем «куда следует». Связь Кузнецова с Москвой – под контролем Армии Крайовой, так что сделать это не сложно. Возможность разоблачения – практически нулевая. Ведь доказательств у русских не будет, а подозрения к делу не пришьешь.

О том, что Кузнецов стал жертвой предательства, его соратники говорили не раз. Боевой друг разведчика Николай Струтинский утверждал, что львовское подполье фактически выдало его немцам. Об этом же много раз говорила ровненская помощница Кузнецова Лидия Лисовская. Их версию активно поддерживал следователь Олег Ракитянский, изучавший обстоятельства гибели разведчика. Так почему же официальные власти СССР старались от нее откреститься?

Скорее всего, виной тому – национальный вопрос… Ведь Польша была нашим союзником по Варшавскому договору. Обострять отношения с ней из-за «некрасивой истории» военных времен лидеры партии и правительства сочли «политически вредным».

А может, они были правы? Зачем ворошить чужие скелеты в шкафу. Лучше простить и забыть. Как оно и положено добрым христианам… Я с этим категорически не согласен. Память о былом терять не следует. В истории не должно оставаться белых пятен.

Подробнее об истории города читайте в нашем проекте Исторический Петропавловск